Философия антисистем: опыт приложения теории этногенеза. Лев Гумилев: Химера, антисистема и Хазария - Разговоры о самоопределении русского народа — LiveJournal Тайные и подрывные общества

Антисистема — категория новая в гуманитарном знании. Понятие антисистемы предложил Лев Гумилев. Он уделил много внимания этому историческому явлению. Ему посвящена заключительная глава основного трактата Гумилева «Этногенез и биосфера Земли», значительная часть главы «Этногенез и культурогенез» работы «География этноса в исторический период».

В своих работах по русской истории Гумилев тоже обращал внимание на антисистемные явления. По сути дела, антисистема принадлежит не этнологии, а культурологии, истории культуры. Но Гумилева это заинтересовало, он подробно и убедительно описал — хотя и не определил — эти структуры, разрушительные для этноса. Ибо антисистемы — структуры, способствующие сокращению жизни этноса, а следовательно, разрушительные для общества и могут рассматриваться в обеих областях исторического знания.

Нам представляется важным внесение категории «антисистема» в область политической истории, социологии, политологии. Возможно, это важная категория и для ряда областей географической науки.

Весьма интересно — и к этому мы еще вернемся, — что Гумилев не дал дефиниции антисистем. Но называл их и призраками систем, и системами, стремящимися сменить мироощущение на обратное, сменить знак стереотипа поведения данного этноса или его части, субэтноса, социальной страты. Лев Гумилев убедительно отмечает ряд характеристических черт антисистем. Антисистемы отличаются негативным мировосприятием и, как следствие этого, стремятся к разрушению мироздания. Таким образом, пафос антисистемы — самоубийство.

Эта тенденция универсальна, и из нее проистекает печальный вывод о невозможности полемики с антисистемой. Любой наш аргумент будет незамедлительно присвоен и предложен нам уже как аргумент антисистемы. Исключительное удобство разрешенности лжи!

Наконец — и это особенно важно при рассмотрении русской культуры, — если антисистема, захватывающая большинство населения небольшой страны или большинство членов некоторой замкнутой группы, стремительно подталкивает их к самоубийству, то совершенно иная ситуация наблюдается, когда представители антисистемы захватывают власть в некотором регионе, большинство населения которого не включено в антисистему. Тогда антисистема меняет знак. Прекращая саморазрушение, она порождает в обществе более или менее деспотический режим, в котором представители антисистемы образуют элиту. Этот режим не разрушает сам социум, ибо социум рассматривается представителями элиты только как некое средство их собственного антисистемного благоденствия, как рабочая скотина. Подобные, сменившие знак, антисистемы могут жить долго, отказавшись от основного принципа антисистемы — отвержения мироздания. Однако, потерпев политическое поражение и потеряв место «элиты», подобная антисистема снова меняет знак, ибо законсервированный характер не меняет ее сущности: потеряв власть, перестав быть «элитой», антисистема снова становится антисистемой, снова подталкивает этнос к саморазрушению.

Существуют два вопроса, поставленные Львом Гумилевым и, как нам представляется, весьма далекие от разрешения. Так, ученый сблизил понятие антисистемы и химеры, ложноэтнической общности попыткой искусственно, политически или шире, социально-культурными средствами, сформировать этнос. Гумилев приводит в разных своих работах множество примеров химер и достаточно убедительно показывает неизбежность их распада. Но вот насколько антисистема — порождение химеры (а ученый все более склонялся к этой точке зрения), нам, думается, судить прежде-временно.

Антисистемы, как видно из работ других авторов, могут рассматриваться уже в древнейшей части документальной истории человечества, на материалах IV-III тысячелетий до нашей эры. В эти эпохи сама чрезвычайная разреженность населения делала сомнительной попытку химеризации. Химеры недолговечны, в то время как срок жизни антисистем может исчисляться многими столетиями, а может быть, и тысячелетиями. Попытка химеризации подразумевает значительность межэтнических контактов. Антисистемы тоже часто возникают в зоне межэтнического контакта, особенно синкретические антисистемы. Но пока невозможно доказать, что антисистемы всегда рождаются только в зоне контакта. Категория «химеры» принадлежит этнологии, без сомнения. Категория антисистемы скорее принадлежит культурологии. Оба эти явления, несомненно, деструктивны для этноса и для социума, однако химеры распадаются самостоятельно от внутренней деструктивности. Можно предполагать, что антисистемы самостоятельно не распадаются никогда. Все исчезнувшие антисистемы подвергались истреблению.

Таким образом, преждевременно считать антисистему порождением химеры, или, осторожнее, процесса химеризации, а вот антисистема действительно может стремиться породить химеру, что прекрасно иллюстрирует история России. Действующая в революции антисистема или группа антисистемы, придя к власти, предприняла попытку тотальной химеризации, создания ложноэтнической общности «советский народ». То, что химеризация не удалась, может считаться большой удачей русского общества, но тем не менее такая попытка имела место.

Еще один вопрос, порожденный гумилевской разработкой антисистем, возможно, и не может быть разрешен средствами исторической науки. В самом деле, совершенно не ясно, каким образом антисистемы могут консервироваться, в течение длительного времени сохраняться в скрытом, «эмбриональном» состоянии и затем воспроизводиться. Манихейская антисистема прекращает свое существование, во всяком случае не упоминается в исторических источниках, уже в VI веке, а в X веке антисистемы манихейского корня распространяются по всем культурам средиземноморского ареала. Где хранилось учение манихеев в продолжении трех-четырех столетий и в каких формах, нам неизвестно, но философы, историки, практические деятели Средневековья не ошибались, именуя павликиан и богомилов, катаров и альбигойцев манихеями. Повторим еще раз, что, возможно, эта проблема неразрешима. Если антисистема в неблагоприятных условиях обладает способностью сжиматься до размеров небольшого кружка, никакие исторические источники не донесут до нас этой информации. Как ненавидели мироздание, как убеждали самих себя и немногих приближенных адептов в допустимости и праведности лжи, на каких кухнях злобствовали, глядя на окружающий мир, те, кто сохранял антисистему на протяжении многих поколений, мы можем только гадать, строить фантазии, но наши гипотезы не будут научными, ибо невозможно существование источников, на которые эта гипотеза бы опиралась.

Именно эта способность антисистем как бы исчезать, а затем реконструироваться, более всего подталкивает нас к скептическому отношению к самой гумилевской теории. А быть может, антисистема есть нечто чисто умозрительное? Может, подобным образом было удобно провести обобщение одному Гумилеву? Нам представляется, что, хотя термин «антисистема» — недавний, хотя источники именуют их по-разному: антисистемы оказываются ересями, группами революционеров, интеллектуальными клубами,- тем не менее Гумилев был прав, и общие черты антисистемы мы можем достаточно убедительно проследить. Люди не знали категории антисистем, и тем не менее отдельные религиозные и философские конструкции в разные эпохи, сталкиваясь с разными культурами и социальными системами, вызывали отчаянное и агрессивное сопротивление окружающего мира. Сассанидский Иран был исключительно веротерпим. В нем, кроме зорастрийцев, уживались представители разных религиозных систем, а христиан начали принимать раньше, чем терпимость к ним проявил Императорский Рим. И тем не менее манихеи подвергались истреблению. Римский мир был иным и лежал в рамках иной великой культуры, античной, и тоже стремился к истреблению манихеев. Терпимость первоначального победоносного Халифата была достаточно высокой, правда, первые мусульмане старались обратить или уничтожить язычников, но и христиане, и иудеи, и зорастрийцы могли существовать в пре-делах Халифата вполне безбедно, уплачивая лишь незначительный дополнительный налог. В то же время зиндиков уничтожали, и даже существовала специальная должность инквизитора, чей пост назывался «палач зиндиков». Кстати, «зиндик» — от слова «зенд» — знание, калька с греческого «гностик». Но это практические представления самых разных народов. Мы можем привести длинную иерархию, в которой не последнее место займет практически поголовное истребление исмаилитов, подчинявшихся Старцу Горы, победоносными монголами.

Генетическое родство многих антисистем не было секретом и для многих самых образованных деятелей Античности и Средневековья. То, что академическая наука до относительно недавнего времени не выделяла антисистем, не удивительно. Слишком иррациональным оказывался предмет изучения. Но до поры. Появляются религиоведение, история культур, этнология. XX век отличается в лучшую сторону от предшествующих эпох существования академических университетских наук тем, что ни один предмет не может быть исключен из числа изучаемых. Кроме того, поразительные наблюдения делаются на стыках различных академических дисциплин, и, что уже совсем интересно, делаются не только учеными, а и художниками слова, и философами. Так происходит и с антисистемой. Гумилев начал изучение своих антисистем с периода эллинизма. Но мы теперь можем предложить рассмотрение их со значительно более удаленной исторической эпохи.

И все они описывали антисистемы

Рассматривая в своем трактате «Вечный человек» столкновение Рима и Карфагена, Гилберт Честертон, решительно принимая сторону Рима, дает Карфагену удивительную характеристику: город, государство, общество, которое верило, что зло всегда побеждает. Эмоциональная, ненаучная оценка? Однако если мы обратимся к статьям современного американского исследователя ханаанейской мифологии С. Гордона, то увидим, что эта система, из которой выросла и религиозная система Карфагена, именно такой и была, и основополагающие мифы Ханаана повествуют о преобладании Ваала над древним богом Элом. Но ведь Эл на семитических языках означает просто «Бог»! И таким образом, мифология Ханаана содержала определенный момент отвержения мироздания, негативного к нему отношения. Кстати, антисистемы часто полагают, что зло неизбежно побеждает. Сомневающийся в этих словах может обратить внимание на любые советские учебники истории. В них в каждую отдельную историческую эпоху побеждает зло — крестьянам всегда становится жить хуже и хуже, даже удивительно, как крестьянство ухитрилось просуществовать до XX века.

В известнейшем трактате «Социализм как явление мировой истории» Игорь Шафаревич рассмотрел уравнительные социалистические тенденции начиная с шумерских храмовых государств, то есть почти на протяжении пяти с половиной тысяч лет. Определенные примеры в работе Шафаревича могут считаться спорными. Так, спорна попытка применить категории социализма для рассмотрения истории Египта. Границы уравнительных тенденций в древнейшей китайской истории, безусловно, должны быть скорректированы. Китайский материал был воспринят автором некритически, но это ничего не меняет. Достаточно того, что социалистические тенденции просматриваются на протяжении тысячелетий, и они всегда в той или иной степени разрушительны. Стремятся к разрушению социального уклада, к его предельному упрощению, разрушению аристократии, религиозной общности, семьи, бюрократизации государства и бюрократизации жизни.

Таким образом, эти системы подпадают под определение антисистемы, данное Гумилевым. Является ли социализм антисистемой или социалистические черты присущи большинству антисистем — могут показать только специальные исследования вопроса. Во всяком случае, чрезвычайно важно, что трактат Шафаревича рассматривает историко-культурные явления, аналогичные соответствующим главам и статьям Гумилева, часто просто одни и те же. Шафаревич даже утверждал, что итог социализма, логический финал, к которому он должен прийти, — это массовое самоубийство. К самоуничтожению стремились типические антисистемы в силу своего негативного восприятия мироздания. Мы можем на недавних примерах отметить правоту подобного утверждения. К самоубийству этническому, тотальному самоубийству вела кхмерский этнос социалистическая система Пол Пота. Гайанская трагедия, чей масштаб был меньше (несколько сот человек), увенчалась на глазах ужаснувшегося человечества успешным групповым самоубийством. Если внимательно изучить замкнутые секты, которые практиковали групповое самоубийство на протяжении XX века, — а ряд примеров имеется, — возможно, удастся найти повторяющуюся социалистическую тенденцию, и, несомненно, рассматривая подобные секты, мы найдем во всех них антисистемный характер.

Обращение к мифологическим системам древности и древним культурам дало возможность обобщить антисистемные явления ряду величайших литераторов нашего столетия. Так, великий мистический поэт Даниил Андреев в своей «Розе Мира» усмотрел общее в разрушительных религиозно-философских системах и применил к ним термин «религии левой руки». По сути дела, он собрал под этим названием то, что у Гумилева названо «антисистемой». Интересно, что сделал это человек, предельно религиозно терпимый, сочинения которого прямо призывают к содружеству религиозных и культурных систем.

Выдающийся английский писатель Джон Рональд Толкин, чьи произведения посвящены активной борьбе со злом, неоднократно описал действие лжи во всей его разрушительности. Можно — как в «Сильмариллионе», так и во «Властелине колец» найти многие черты антисистем, однако в соответствии с жанром творчества, в вымышленной, сказочно-мифологизированной форме. Нам представляется, что особенно четко антисистема прослеживается в хронике «Падение Нуменора».

Многие работы ученых-религиоведов дают нам основание утверждать, что классические антисистемы, убежденные в примате зла, в примате деструкции в нашем мире, часто явно или скрыто стоящие на позициях негативного мировосприятия, никуда не исчезли и если не были заметны в XVIII — первой половине XIX веков, то зато сейчас, в наше время, их великое изобилие.

Антисистемами современности занимался видный американский ученый, православный иеромонах Серафим Роуз. Этому посвящена его работа «Православие и религии будущего». Автор рассматривает, как разрушительны синкретические секты и системы, то есть то, что образуется в религиозно-философской жизни в результате смешения нескольких религиозных учений с принципиально различными системами ценностей, в результате смешения несовместимого. Подобные смешения делаются всегда ценой насилия над системой, то есть ценой лжи. Ибо совершенно невозможно образовать непротиворечивую синкретическую структуру из идеалов, скажем, буддизма и христианства, потому что христиане — последовательные реалисты, а для достаточно глубокого буддиста мир реальный — это майя, иллюзия. Тем не менее такие секты появляются. Они всегда или часто являются антисистемами, они вносят деструкцию в данное общество, а следовательно, сокращают жизнь данного этноса. Богатейшую панораму синкретических антисистем теперь уже удобнее наблюдать не в Америке, а в России, где последовательно даже в поле зрения печати оказываются «Белое братство», «Богородичный центр» и еще более причудливые секты. Менее заметно, но постоянно действуют такие синкретические антисистемы, как секта американского корейца Муна, чья деятельность запрещена в ряде европейских стран.

Наш современник, незаурядный апологет и философ диакон Андрей Кураев в своих статьях описал еще несколько интересных особенностей антисистем нашего времени. Например, склонность, в силу разрешенности лжи, скрывать религиозные объединения под вывеской научных, научно-просветительских обществ.

Об антисистемных явлениях в академической среде и возможности сложения антисистем еще в 50-е годы писал замечательный английский писатель и апологет, друг Джона Толкина Клайв Льюис. Третья часть его космической трилогии, роман «Мерзейшая мощь», — блестящее и убедительное описание антисистемы современности. Миниатюра «Баламут произносит тост» Льюиса — это буквально сводка антисистемной методологии, особенно применительно к образовательным системам.

«Малый народ» — антисистема Нового времени

Все перечисленные авторы в основном касались классических гумилевских антисистем. Нам представляется, что антисистемы, по преимуществу обращенные ко злу, к небытию, негативно воспринимающие мир, человека в этом мире, антисистемы, стремящиеся освободить от оков мира своих адептов, более характерны для Древности и Средневековья. Антисистемные явления в Новое время проявляются иначе. Во-первых, антисистемы Нового времени, по крайней мере за пределами узкого круга высших посвященных, негативно ориентированы не на мироздание, а на творение человека, на культуру. Конкретную религиозную систему и порожденную ею великую культуру. Конкретную нацию и созданный ею национальный культурный вариант. Конкретное государство как порождение национальной культуры.

Подобным антисистемам тоже уже много веков. Возможно, первый европейский пример рассматривает французский историк Робер Амбелен в своей переведенной на русский язык книге «Драмы и секреты истории», в главе «Тайный внутренний круг Тамплиеров». После публикации книги Амбелена отпадают все сомнения в том, что тамплиеры образовывали своеобразную синкретическую секту-антисистему; что учение этого внутреннего круга состояло из противоречащих друг другу элементов различных религий; что амплиерство было разрушительно для западно-христианского мира и его культурных порождений — национальных и государственных образований. Эта старейшая неклассическая антисистема была физически уничтожена, как и антисистемы классические. Здесь мы можем подтвердить печальный вывод Гумилева: антисистема может быть только полностью уничтожена.

Само собой разумеется, люди далеко не всегда были готовы к столь крупному кровопролитию, как тотальное уничтожение адептов антисистемы. Весьма часто антисистемы вытеснялись за пределы страны, государства. В этом случае разрушительное действие антисистемы может сказаться значительно позднее, иногда через много столетий. Уместно отметить, что таким анклавом вытеснения антисистемы во времена высокого Средневековья была Босния. Разрушительный характер этого европейского захолустья сказался в наши дни.

Все же антисистема, целенаправленно разрушающая культуру, конкретную религиозную систему, конкретную национальную традицию, для Средневековья — редчайшее исключение. Ей открывает дорогу эпоха Возрождения, автономизировавшая ценности. Результатом этой автономизации явился отрыв этики от религиозного учения и, как прямая закономерность этого, отрыв политики, прикладной этики от собственно этической системы, от нравственности. Антиэтичность Возрождения и появление в эту эпоху многих кружков, поклонявшихся злу в более или менее открытой форме, рассмотрены крупнейшим русским философом второй половины XX в. Алексеем Лосевым в его «Эстетике Возрождения».

Но наиболее значительными такие системы становятся с XVIII века, с эпохи Просвещения. В Просвещении расцветают пышным цветом антисистемы, воспринимающие негативно часть мироздания, конкретную культуру, например региональную или национальную. Их идеологию легко наблюдать в таких сочинениях видных просветителей, как «Персидские письма» Шарля Луи Монтескье или «Гурон» Вольтера. Персонаж обладает уровнем цивилизации современных ему французов, говорит на безупречном французском, знает, как вести себя в обществе — и вместе с тем не понимает ничего из культурного комплекса данного общества, а потому воспринимает весь этот культурный комплекс как нелепый, безумный. Владеет техническим уровнем общества, но не воспринимает все то, что составляет его культурную традицию — монархию и преданность монарху, аристократию, Церковь, коммунальные демократические институты и тому подобное, вплоть до бытовых особенностей, бытовых отличий данного народа. Подобные «персы», подобные «индейцы» не встречались на Иранском нагорье или в долине Миссисипи, но зато они в изобилии выращивались в аристократических салонах, философских академиях и масонских ложах.

Рассматривая подобную антисистему, хотя и не зная еще этой категории, видный историк XX века Огюстен Кошен, занимавшийся историей Великой Французской революции, предложил категорию «малый народ». Этот термин неудачно переводится на русский язык, в котором «народ» — категория этническая. Вероятно, термин Кошена адекватнее по-русски звучит как «малое общество», так как это категория не этническая, даже не социальная, а чисто культурологическая. «Малое общество» — это группа людей с негативным мировосприятием, группа, принадлежащая по формальным признакам к данной культуре, но воспринимающая ее негативно, даже с ненавистью.

Интересно, что этот круг можно расширить, обратившись к истории английской революции. Там подобным негативным восприятием окружающей культуры отличались пуритане, английские кальвинисты, составившие ядро и наиболее разрушительную силу этой революции. Но пуритане достигли апогея своего могущества не в Англии, к счастью для английской культуры, а в Новом Свете, где они составили большинство и в силу этого утратили свой антисистемный характер. По принципу разрешенности лжи антисистема «малый народ» вовсе не обязательно должна негативно относиться к самой нации, к идее патриотизма. Французская революция, как известно, проходила под знаменем патриотизма. Вполне достаточно, чтобы вместо реально существующей Франции знаменем патриотов была вымышленная Франция. Чем более пламенно в этом случае адепт антисистемы, адепт будущей революции любит эту вымышленную Францию, тем более пламенно он ненавидит Францию реальную, со всеми ее нелепыми, с его точки зрения, традициями.

Нам думается, что подобные антисистемы и подобная антисистемность, ориентированная не на природный мир, не на установления, присущие большинству людей, скажем на семью, а негативно воспринимающие только конкретную национальную культуру, наиболее характерны вообще для Нового времени, вплоть до наших дней.

Господь долго хранил Русскую землю

В истории России мы встречаемся в основном с подобными антисистемами. До XV столетия история русской культуры не знает антисистем. Мощная культура домонгольской Руси, опиравшаяся к тому же на первоклассную цивилизацию, на исключительно высокий жизненный уровень для XI-XII веков, не восприняла антисистемного влияния, несмотря на высокий для той эпохи удельный вес городского населения (а город, несомненно, более удобная среда для возникновения антисистемы), несмотря на широчайшие международные контакты со всеми регионами, где существовали антисистемы. Ни от Византии, ни от балканских славян, ни с Запада, ни из мусульманского мира ничего деструктивного заимствовано не было.

В XIII — первой половине XV века новый этнос — русские, или великороссы, — переживает фазу подъема. Кроме высокого уровня внутриэтнической солидарности, обычного для подъемов, Русь слишком бедна для того, чтобы тратить время, силы, мыслительную энергию на отвлеченные построения. И только в конце XV века, накануне создания Российского государства, появляется первая антисистема в виде так называемой «ереси жидовствующих». Это антисистема Нового времени. Она представляла собой, во-первых, вполне организованный кружок, точнее — ряд кружков довольно высокого среднего уровня образованности, что справедливо позволило Дмитрию Лихачеву считать ее типичной для интеллектуальных ренессансных кружков. Она была синкретична: название ее, родившееся в ту эпоху, более чем условно. Единственно, что и было иудейского в этих группах, — это активное использование талмудической критики Нового Завета. Эти кружки активно прибегали ко всем достижениям оккультизма своего богатого колдовскими увлечениями времени. Они были скептичны, особенно по отношению к своему миру, к своей культуре. И несомненно, претендовали на то, чтобы подчинить своему влиянию все интеллектуальное ядро, достаточно незначительное в России XV столетия.

Принцип «разрешенности лжи» прослеживается в этой ранней антисистеме убедительно. Первый новгородский кружок был, после нескольких лет существования, обнаружен энергичным архиепископом Геннадием. Участники кружка незамедлительно принесли полное, и, вероятно, внешне выглядевшее необычайно искренним, покаяние и, покаявшись, приобрели свободу от ответственности: архиепископ Геннадий про разрешенность лжи еще ничего не знал. Это дало возможность новгородскому кружку основать московский и некоторые провинциальные. Но есть и другое применение принципа «разрешенности лжи». Московские еретики активно прибегали к подлогу в пропагандных целях. Так, от них сохранилась и описана историками Казаковой и Лурье Псалтырь, которая по своей структуре, внешним показателям и начальным страницам действительно представляла собой образцовую славянскую Псалтырь своей эпохи. Но по мере углубления в эту книгу вы видите, как псалмы заменяются специфическими текстами, выработанными внутри антисистемы. Таким образом, грамотный, но малообразованный человек читал то, что было необходимо пропагандисту, искренно при этом по-лагая, что читает Псалтырь.

Интересна аналогия с антисистемой XX века. Автору этих строк довелось видеть в частном собрании в Москве солдатский молитвослов времен Первой мировой войны без даты и места издания. Это действительно молитвенник, и начинается он, как все православные молитвенники, утренними молитвами, молитвой Иисусовой, молитвой «Отче наш». Нас не удивило бы, если бы через несколько страниц в книжке оказалась бы политическая прокламация, — это нисколько не означало бы антисистемного момента, так всегда маскировали свои книги революционеры, те или иные пропагандисты. Если бы, скажем, на седьмой странице обнаружился текст типа «Россией управляет не правительство, а шайка разбойников во главе с венценосным атаманом Николаем II», — это не означало бы антисистемности документа. Вместо этого продолжаются молитвы. Однако каковы молитвы?.. Через одну, через две — это молитвы о том, чтобы Господь вразумил правителей прекратить братоубийственную войну. Легко представить себе, какое влияние это оказывало на действующую армию.

Однако вернемся к позднему Средневековью. На пороге Нового времени Россия встретилась с еще одной антисистемой, в отличие от ереси жидовствующих, не ввезенной, не импортированной, а разработанной с богатейшей фантазией на местном материале. Речь идет об опричнине.

Приоритет рассмотрения опричнины как антисистемы принадлежит Льву Гумилеву и Александру Панченко в их замечательном диалоге «Свеча бы не угасла». После трудов С. Веселовского, А. Зимина, Р. Скрынникова отпали все возможности рассмотрения опричнины строго в рамках социально-политической истории. Ни социально-экономической, ни социально-политической целесообразности, вообще никакой социальной основы у опричнины не было. Можно считать общим местом работ нашего времени справедливое рассмотрение опричнины как аппарата личной власти тирана. Это тем более легко принять, что Иван IV не только первый тиран в отечественной истории, но и тиран, мы бы сказали, классический, подходящий под все возможные определения тирана, начиная с античных авторов. Менее очевидно, что Иван IV был первым прослеживающимся в нашей истории западником. Это тоже было проанализировано тем же профессором Панченко в соавторстве с Л. Успенским. Но западничество Ивана — вопрос его личного вкуса. Общество и русская культура не были готовы вместить фактор западничества, а тиран не располагал механизмами, которые бы позволили ускорить этот процесс. Иное дело — антисистемность его изобретения. Опричнина была основана на принципе отречения опричников от собственной нации, сознательного и обязательного отречения от семьи. Опричнина подразумевала и отречение от собственного вероисповедания. Достаточно отметить обязательное участие опричника в пародировании монашеской жизни. Опричник, несомненно, готовился к исполнению своих задач в качестве человека, лишенного шансов на прощение. Опричнику не на что было надеяться в вечной жизни. А в XVI веке это было основой жизни любого человека, в том числе любого разбойника. Опричнику, таким образом, после всех отречений оставалось только служение злу. Это осознавалось окружающей опричника социальной средой. Не случайно пародирование названия «опричнина», «опричники» термином «кромешники». Слово «опричь» и означает «кроме». Но вместе с тем «кромешник» — прямо указывает на адский характер выполняемой миссии. «Тьма кромешная» — в славянском тексте Писания.

Весьма сомнительным показалось бы утверждение, что опричники стремились разорвать связи с материальным миром. Однако история опричнины и ее соучастников подтверждает, что все они и привели к гибели свою недолговечную антисистему и друг друга в отдельности. Можно считать последним опричником, который был социально уничтожен в результате несовместимости с нормальной жизнью страны и общества, Василия Шуйского — самого неудачного правителя в истории России.

Ереси жидовствующих, приходящейся на фазу этнического подъема, опричнине в начале акматической фазы, разумеется, не удалось увлечь в деструкцию большую часть русского общества своих эпох. Но историко-культурные последствия существования этих антисистем колоссальны, особенно если учесть ничтожное количество адептов первой антисистемы и относительно небольшое — второй. Речь идет о значительном снижении уровня социальной нравственности к концу XVI века, после двух волн антисистем в России. Тем не менее в XVII и XVIII веках, в эпоху сложения Российской империи, приобретения русской культурой имперского характера, превращения России в несомненный центр восточно-христианской культуры и цивилизации, мы можем наблюдать много интересных явлений, в том числе и парадоксальное сложение феномена «русского западничества», но антисистем мы не наблюдаем. Не наблюдаем до вступления ведущих этносов в фазу надлома.

Русская антисистема XIX века определенно формировалась по описанной Огюстеном Кошеном схеме «малого народа», или «малого социума». Она могла быть включена в те или иные организации или не организовываться. Она никогда не была по-настоящему социально структурированной. Хотя в огромной степени, как и любая антисистема, прогрессировала в маргинальных слоях. Она сложилась в необычайно выгодной для расцвета антисистемы ситуации.

Напомним, что фаза надлома резко снижает внутриэтническую солидарность. Снижает солидарность и внутри суперэтноса, внутри великой культуры. Напомним также, что антисистема могла использовать внутренний раскол этнического поля, тот российский парадокс, который был создан в XVIII веке распространением русского западничества.

Народолюбие, или Страсть к босяку

Антисистемные проявления не могут быть объяснены, если исходить только из категорий этнологических, из определения характерных черт фазы надлома как таковой. Антисистема не может быть объяснена западничеством, так как не все представители антисистемы ощущали себя западниками и уж тем более далеко не все западники были носителями антисистемного мышления. XIX век в России был необычайно удобен для распространения антисистемы. Пожалуй, антисистемное мировоззрение первым наилучшим образом описал Достоевский в строках о Герцене в Дневнике писателя за 1873 год. «К русскому народу они питали одно презрение, воображая и веруя в то же время, что любят его и желают ему всего лучшего. Они любили его отрицательно, воображая вместо него какой-то идеальный народ — каким бы должен быть, по их понятиям, русский народ. Этот идеальный народ невольно воплощался тогда у иных передовых представителей большинства в парижскую чернь девяносто третьего года».

Негативное отношение к России революционера или радикального реформатора само по себе не свидетельствует об антисистемности его взглядов. Целью революции может быть изменение социальной картины сохраняемого общества и сохраняемого этноса. И тогда революционное мировоззрение не антисистемно, а революционная организация не есть антисистема. Целью революции может быть коррекция или полная смена элиты данного социума. Это удобно для внедрения в социум антисистемы, но само по себе еще не антисистема. Однако мы видим в России не только негативное отношение к правительству и правящей элите, к сложившейся системе власти. Мы видим устойчиво негативное восприятие национальной традиции, национального уклада, стремление не видеть национальной аристократической традиции, национальной традиции демократической. Видим презрение к нации, то есть презрение к народу в сочетании с болезненно гипертрофированным требованием служения народу. При таком подходе служение народу превращается в служение плебсу. Не только Россия приобретает фантастические черты в умах радикалов, но и русский народ приобретает черты фантастические, черты социальных низов. Несложно видеть, что, когда некий реформатор, радикал рассматривает общество по низшему социальному срезу — это разрушительно для общества, а следовательно, и для этноса. Для этноса болезненна утрата национальной элиты, но это возможно преодолеть. Однако, в случае антисистемного подхода, который нам сейчас открывается, разрушению подвергается уже не элитарная среда, а средние слои общества, которые и являются несомненным фундаментом, опорой любого общества, следовательно, и любого этноса. Заметим здесь неслучайность того, что в интеллигентском сознании XIX века средних слоев в русском народе как бы и не существует. Зажиточный крестьянин, обширные слои ремесленников, складывающиеся с развитием промышленности круги высококвалифицированных рабочих, так называемая «рабочая аристократия», профессионально ориентированная нереволюционная интеллигенция, например инженеры, мелкие, в основном провинциальные чиновники, — всего этого как бы нет. Со времен античных мы встречаемся с двумя основными социальными значениями термина «народ», «демос», «пополо». Подход этнокультурный, при котором «демос» практически идентичен этносу: народ есть нация, и подход социально-стратификационный: если мы отсекаем от народа как самостоятельное целое элиту, аристократию, «всадничество», то неизбежно должны отсекать и низы, плебс, хлопство, пролетариат. Тогда народ — это среднее большинство гражданского общества и среднее большинство нации.

Легче всего увидеть реальность антисистемы XIX века в противопоставлении дворян народу, а во второй половине XIX века — интеллигенции народу. Эта точка зрения, не изжитая в нашем обществе и в нашей литературе до настоящего момента, — результат продолжительного действия антисистемы. Если дворянство или интеллигенция не часть народа, то тогда мы рассматриваем средние слои как часть плебса, отталкиваем базовую и процветающую чаcть общества к его нижнему полюсу. Одновременно, изолируя элитную, или считающуюся элитной, группу, мы придаем ей черты опричнины, группы, пребывающей вне социума и вне нации.

Замечательную иллюстрацию антисистемного мышления подобного рода наблюдала Е. Кириченко, один из крупнейших отечественных историков архитектуры. Она отмечает, что постройки архитектора Константина Тона, и прежде всего его Храм Христа Спасителя в Москве, воспринимались полярно. Высшей бюрократией и радикальными кругами — как символ бюрократической империи, а всем остальным обществом — как олицетворение национальной православной культуры. Антисистема в России не располагалась только в революционных кругах: они были в любой момент времени малочисленны. Но антисистема вольготно располагалась среди интеллигенции, особенно маргинальной, — а мы отмечали, что большая часть российской интеллигенции в XIX веке была маргинальна, — и в кругах бюрократических. Ведь чиновники тоже в значительной степени были маргинальны, и не только потому, что существовало более чем значительное количество низших чиновников разночинного происхождения, а и потому, что в бюрократической системе происходит естественный отрыв ее членов от нормальных аристократических или демократических традиций как воспитания, так и существования. Бюрократизированность старой России — дополнительное условие успеха антисистемы.

Известны события Кровавого воскресенья 9 января 1905 года. Блистательно проведенная эсеровская провокация. Уже давно историки располагают сведениями (блестяще выявленными С. Семановым), что священник Георгий Гапон был действительно провокатором, но провокатором эсеровским и в качестве революционера давно должен был быть реабилитирован. Но гораздо интереснее, что накануне трагедии министр внутренних дел России, либеральный чиновник, любимый общественностью, князь Святополк-Мирский на докладе в Царском Селе на вопрос о положении в столице дезинформировал императора, заверив, что в столице все спокойно. 8 января Святополк-Мирский точно знал о готовящемся шествии и как министр внутренних дел, по административной линии и от полиции, и как шеф корпуса жандармов. Минимум три источника должны были предупредить министра. Невозможно предположить, что по каким-то обстоятельствам сплоховали все три источника. То есть один из главных, как теперь говорят, силовых министров сознательно спровоцировал трагедию, которая должна была столкнуть в непосредственном противостоянии не правительство с народом, а само государство, монархическую идею и нацию, что и удалось в этой, повторим, блистательно проведенной провокации. Таким примерам несть числа.

Давно отмечены и многие другие антисистемные черты в полуобразованной части общества дореволюционной России. Дело в том, что культурная элита России была почти не затронута антисистемными тенденциями. Если мы обратимся к сборнику «Вехи» 1909 года, то заметим, что революционная и радикально-реформистская интеллигенция (причислим туда же и многочисленное сочувствующее чиновничество) была абсолютно не восприимчива к высшим достижениям отечественной философской и гуманитарно-научной мысли. Мы отметим с вами происходящее в бешеном темпе разрушение семьи, семейного уклада, супружеских отношений в этих кругах, о чем писал Изгоев. Мы заметим, благодаря С. Франку, утопический характер идеологии радикальных кругов и вспомним, что утопии по большей части были связаны с антисистемами XVI-XVIII веков. Возможно, более всего дает для осознания реальности существования антисистем в России С. Булгаков, благодаря которому мы можем оценить «орденский характер» революционной и радикальной русской интеллигентности (это при отсутствии формальной ее организации). Ну и, пожалуй, самое главное — стремление к небытию, стремление к смерти. Булгаков справедливо отмечает, что подлинным гимном русской революционной интеллигенции был похоронный марш. Если мы сопоставим это с воспоминаниями революционеров, а современному отечественному читателю вполне доступны воспоминания Бурцева и Савинкова, мы получим множество примеров, включая поразительный трагикомический эпизод с террористкой Дорой Бриллиант, которая требовала, чтобы ей тоже разрешили умереть за благо народа. Итак, по крайней мере с середины XVII века в России действует антисистема или группа антисистем, разграничить которые возможно с помощью скрупулезного исследования. Антисистема не была локализована политически и даже социально. Процесс уничтожения, вытеснения в маргинальные слои, вытеснения в эмиграцию представителей антисистемного мировоззрения, сохранивших свои взгляды, хорошо описан у И. Бунина в целом ряде его сочинений, но прежде всего в «Окаянных днях».

И место им в босяках

И остается один вопрос: о судьбе антисистемы. Гумилев отмечает, что антисистема, приходящая к власти, меняет знак, порождая чудовищный, деспотический, полицейский режим, но прекращающая деструкцию, став оторванной от социума и этноса правящей элитой. Прямая аналогия подобному поведению наблюдается в русской истории XX века. В сущности, с точки зрения концепции антисистемы ленинский нэп и сталинское псевдоимперское поведение — одного происхождения: антисистема меняет знак. Можно было довести в рамках чисто антисистемного правления крестьян Поволжья до тотального голода 1920-21 гг. Но дальше нельзя, потому что эти крестьяне должны кормить антисистемщиков, пришедших к власти. Можно было уничтожить офицерство, казачество, лучших защитников Отечества, следуя нормам революционной деструкции, можно было проиграть войну накануне победного ее завершения (трудно предположить, что Германия продержалась лишний год по какой-нибудь еще причине, кроме выхода революционной России из мировой войны). Но дальше нельзя. Нельзя бесконечно разрушать социальную среду, порождающую воинов, ибо государство должно стать крепким и защищать представителей антисистемы, оказавшихся у власти.

Вот прямая аналогия XX века с прорывавшимися к власти деструкторами X-XI веков. Но из аналогии вытекает и необходимость предостережения в нашей сегодняшней ситуации. Потеряв политическую власть в Египте, исмаилитская антисистема породила страшную террористическую машину ассасинов. Антисистема научилась воздействовать прямо на этническое поле, разрушая уже не культуру, не общество, а этнос. На наших глазах в 90-е годы XX века революционная антисистема потеряла власть, и она неизбежно меняет знак. Те, кто были несколько лет назад деспотическими правителями в рамках полицейского коммунистического режима, снова становятся чистыми деструкторами. Думаю, что это наиболее проявилось в событиях 1 мая 1993 года, когда невозможно было не заметить в действиях обеих сторон стремления добиться кровопролития, развития деструкции любой ценой.

Мы полагаем, что нахождение десятков примеров новейшего времени незатруднительно, и не считаем необходимым выходить в область конкретной политологии. Антисистема существует, и она продолжает оставаться с нами. Чудовищная бюрократизация страны в наши дни — ее питательная среда. Рецептов излечения от антисистемы нет. Все известные исторические антисистемы были уничтожены путем поголовного истребления их представителей. Вместе с тем трудно не замечать, что современное общество вряд ли готово к массовому кровопролитию, которое для этого требуется, даже если общество осознает наличие антисистемы, что, безусловно, необходимо для избавления от нее. Хотя бы потому, что восстановиться путем возрождения русская культура может только как культура христианская. Общество не согласится на поголовное истребление антисистемщиков не потому, что их жалко, а потому, что террор налагает неизгладимую печать на общественную нравственность.

Тогда остается только одно: обществу необходимо осознать постоянную угрозу деструкторов и маргинализировать их. Вытолкнуть их в социальные низы. Причем это не может сделать государство, даже в лице выборных представителей, это не может сделать судебная система. Маргинализировать деструкторов — политиков, литераторов, журналистов, военнослужащих может только общество в целом. Христианам сказано: «Не убий». И еще многое сказано в развитие этого Синайского тезиса. Но христианам никто и никогда не сказал, что человек, опасный для культуры, для общества, может рассчитывать на что-либо иное, чем самый непрестижный, тяжелый и низкооплачиваемый труд. И это самая мягкая и терпимая рекомендация, представляющаяся реальной.

Руська правда

Владимир Леонидович Махнач (2 апреля 1948, Москва — 5 мая 2009, Москва) — русский историк и православный просветитель, искусствовед (историк русской архитектуры), политический философ, русский имперский православный публицист.

Кривая этногенеза, http://www.xrh.ru.

Обратиться к своей старой книге спустя десять с лишним лет после выхода из печати первой ее части меня вынудили обстоятельства. За прошедшее время книга неоднократно цитировалась, переиздавалась целиком и частями, причем зачастую без согласования с автором, даже использовалась в ряде провинциальных университетов России и некоторых других стран в качестве учебного пособия. В 2002-м году книга заняла почетное третье место в номинации «научные работы» на юбилейном конкурсе научных и студенческих работ, посвященном 90-летию со дня рождения Л.Н.Гумилева. С другой стороны, наряду с признанием и определенной популярностью книги среди любителей истории и в научных кругах, она подвергалась критике (и не всегда конструктивной и обоснованной) со стороны главным образом любителей философии, или философов-любителей — не знаю, как правильнее сказать. Таким критикам я хотел бы ответить словами автора романа «Момент истины» Владимира Богомолова: «Мы были такими, какими были, потому что других не было». Или, перефразируя известную цитату: «Каждый мнит себя даосом, видя инь со стороны». Однако, за прошедшие годы в мире произошли значительные перемены, подтверждающие на богатом фактическом материале мои теоретические выкладки — изложенные в этой небольшой книге вопросы и проблемы приобретают в последнее время еще большую актуальность и даже некий сугубо прикладной и практический смысл, и в таких условиях эта книга была бы полезна скорее современным политикам-практикам, нежели историкам. Вместе с тем, будучи написанной достаточно давно, книга была несвободна от ошибок, да и просто опечаток. Это и вынудило меня заняться составлением очередной — четвертой по счету — редакции, которая видимо является самой существенной с момента первого выхода книги в свет. За основу была взята электронная версия третьей редакции, размещенная ранее на интернет-сайте «Гумилевика». По возможности исправлено огромное количество опечаток, накопившееся за годы редактирования текста и переизданий. В исходный текст в ряде разделов внесены авторские комментарии и примечания (выделены курсивом). Пользуясь случаем, хочу выразить благодарность создателям сайта «Гумилевика», выполнившим в свое время преобразование текста книги в электронный вид и разместившим ее на своем сайте. И последнее, что мне хотелось бы сказать читателям — мне почему-то кажется, что эта редакция далеко не последняя и что книга еще будет дописана, возможно в самом ближайшем будущем…

Введение

«Весь мир несильно мы разрушим
До основания не совсем…»
Археологический фольклор.

Теория этногенеза (Пассионарная теория этногенеза, ПТЭ — прим. авт.), разработанная нашим выдающимся соотечественником Львом Николаевичем Гумилевым, еще не получила пока однозначной оценки специалистов. Кому-то она непонятна, кого-то она возмущает, ну а кто-то просто считает для себя наиболее удобным не замечать ее вовсе. Однако позиция страуса в научном споре наверное наименее перспективна, хотя и вполне безопасна. В этой небольшой работе мы попытаемся привлечь категорийный аппарат теории этногенеза для рассмотрения истоков возникновения и развития философских систем и учений, прямо или косвенно призывающих людей к разрушению того мира, в котором они живут. Мы попробуем разобраться, что заставляет умных, добрых и внешне вполне интеллигентных людей создавать кошмарные образцы монстральных философских систем и почему эти идеи овладевают умами сотен тысяч других не менее умных, честных и добрых людей, заставляя их уничтожать свое будущее, а следовательно и самих себя.

Мы попытаемся высказать свои взгляды на то, что по-нашему мнению имеют общего такие казалось бы разнородные философские учения, как средневековое манихейство, германский нацизм и русский нигилизм, какие причины привели к краху одни государства и позволили другим выдержать тяжелейшие испытания, как зарождаются и почему неизбежно гибнут людские общности, исповедующие философию жизнеотрицания и именуемые в теории этногенеза антисистемами.

В первой части этой работы мы приведем некоторые дефиниции теории этногенеза, необходимые для конкретизации понятий, используемых в дальнейшем обсуждении. Во второй части будут рассмотрены некоторые более или менее типичные образцы антисистем, существовавшие на протяжении известной нам истории человечества и их влияние на ход этой самой истории. В третьей части мы попытаемся определить общие черты в философии всех антисистем, присущие им органически и позволяющие говорить именно о феномене философии антисистем как о чем-то едином для всех этих систем. В четвертой части обсуждаются вопросы воздействия антисистем на биосферу нашей планеты и взаимодействие их с обычными человеческими обществами в процессе исторического развития. В пятой части работы дается краткий сравнительный анализ некоторых наиболее известных философских учений, которые послужили идейной основой для генезиса антисистем индоарийского мира. И наконец в шестой части сделаны некоторые чисто эмпирические предположения относительно развития современных направлений философской мысли, способных стать базой для появления в наше время новых антисистем.

1. Антисистемы как продукт этногенеза
1.1. Определение антисистемы

«Сделал гадость — на душе радость».
Современный фольклор.

Лев Николаевич Гумилев определяет антисистему как системную целостность людей с негативным мироощущением, которое представляет собой специфическое отношение к материальному миру, выражающееся в стремлении к упрощению систем, то есть к уменьшению плотности системных связей. В пределе плотность системных связей сводится к нулю, что означает уничтожение системы, будь то государство, ландшафт или этнос.

В работе В.А.Мичурина уточняется, что антисистема вырабатывает для своих членов общее мировоззрение. Для антисистемы независимо от конкретной идеологии ее членов существует одна объединяющая установка: отрицание реального мира как сложной и многообразной системы во имя тех или иных абстрактных целей. Для антисистем характерны скрытность действий и такой прием борьбы, как ложь, причем отнюдь не во спасение. Среди членов антисистем преобладают люди с футуристическим ощущением времени, то есть таким мироощущением, при котором будущее считается единственно реальным, прошлое — ушедшим в небытие, а настоящее расценивается как преддверие будущего. Таким образом, реализация целей антисистемы, какими бы они ни были, всегда отнесена к будущему. Идеология антисистемы всегда противопоставляет себя любой этнической традиции, под которой понимается иерархия стереотипов и правил поведения, культурных канонов, политических и хозяйственных форм, а не только мировоззренческих установок, характерных для каждого конкретного этноса и передаваемых из поколения в поколение. Накопленной этнической традицией определяется своеобразие каждого этноса и его место в ряду других народов. Следовательно, антисистема всегда стремится к моральному уничтожению этноса, из числа представителей которого она инкорпорирует своих новых членов.

Из всего вышеизложенного можно сделать вывод, что антисистема представляет собой псевдоэтническую целостность, поскольку стремится к подмене и отрицанию любой этнической традиции, внедряя в сознание своих членов собственную жизнеотрицающую идеологию, которая однако не может принять собственно форму традиции и привести к формированию на основе антисистемы полноценного этноса, поскольку антисистема отрицает традицию как таковую и вечно стремясь к светлому (или темному — в зависимости от конкретной реализации) будущему никогда его не достигает, уничтожая саму себя, поскольку антисистема, разрушая другие системы, сама является также системной целостностью, и, следовательно, подлежит уничтожению с позиций собственной идеологии, которая благодаря этому исчезает вместе с антисистемой. Образно говоря, антисистема стремится к аннигиляции всех систем, живых и неживых (не в математическом, а в обыденном смысле), включая и другие антисистемы, и самой себя в их числе. В этом кроется секрет неспособности антисистем одержать идеологическую победу над системами с позитивными идеологиями в силу самоуничтожающего характера их философии. Далее мы рассмотрим фазы генезиса антисистем и процессы их уничтожения.

1.2. Условия возникновения антисистемы

«Под звуки флейты и трубы
Я понял в дальних странах:
Тиранов делают рабы,
А не рабов тираны…»
А.Дольский

Антисистемы безусловно являются продуктами того же процесса этногенеза, в результате которого появляются новые этносы или видоизменяются ранее существовавшие.

Было отмечено , что антисистемы появляются на границах суперэтнических систем и являются экстерриториальными. Особое положение в генезисе антисистем занимают химеры. Химера — это форма контакта несовместимых этносов разных суперэтнических систем (речь идет об этносах с отрицательной комплиментарностью — прим. авт.), при которой исчезает их своеобразие. Химеру можно охарактеризовать как общность деэтнизированных людей. В отличие от этноса химера не может развиваться, а способна лишь некоторое время существовать, впоследствии распадаясь (т.е. для химеры нехарактерны классические этапы этногенеза — прим. авт.). Как правило химеры складываются за счет вторжения представителей одного суперэтноса в области проживания другого, после чего агрессор пытается жить не за счет использования ландшафта, а за счет побежденных. Результатом в конечном итоге всегда бывает распад и гибель химеры, так как победители деградируют не в меньшей степени, чем их жертвы.

Химера как псевдоэтническая общность противопоставляет себя всем, отрицая любые традиции и заменяя их постоянно обновляемой «новизной». Следовательно, у химеры нет отечества, что делает химеру восприимчивой к негативному мироощущению. Поэтому, как писал Лев Николаевич Гумилев, химеры — питательная среда для возникновения антисистем, ибо принцип антисистемы — ложь — всегда присутствующий в химерах, допускает обман как поведенческий стереотип.

Появление антисистем вне химер вполне возможно, хотя и химеры далеко не всегда создают антисистемы. Можно сказать, что химерная антисистема — плод агрессивной химеры. Однако антисистемы могут формироваться и в общем порядке, как нормальные этносы, отличаясь от них только специфическими мироощущением, идеологией и философией. Между тем, носители негативного мироощущения могут встречаться и среди представителей обычных этносов, однако никогда этот тип не является преобладающим (вернее сказать, не он определяет «лицо» этноса — прим. авт.). В случае же если под воздействием каких-либо внешних факторов негативное мироощущение стало доминировать, этнос или его часть мутирует в антисистему.

Таким образом, антисистемы химерного склада чаще всего возникают как плод агрессии того или иного этноса против другого этноса и представляют собой своеобразную реакцию процесса этногенеза на попытки вмешаться в его естественный ход, причем как правило агрессор в конечном итоге несет наибольшие потери от воздействия антисистемы, независимо от того, каков был характер агрессии — военный, политический или экономический (или демографический, как это стало характерно для конца XX-начала XXI веков — прим. авт.).

Мы уяснили важные для дальнейшего изучения феномена антисистемы положения: антисистема по природе своей экстерриториальна и безлика с этнической точки зрения, что роднит ее с химерой; часто является результатом агрессии и в силу своей негативной идеологии всегда агрессивна по отношению к окружающему материальному миру.

1.3. Развитие и гибель антисистемы

«И еще есть надежда и камень один,
И в углу и по краю который —
Слава Богу, высокой души гражданин
Не повывелся в наших просторах.»
А.Дольский

В предыдущем разделе мы выяснили, что для того, чтобы антисистема возникла и осталась устойчивой необходим упадок местного этногенеза и вторжение чужого этноса. Даже если оба этноса, породивших антисистему, имели позитивное мироощущение, их порождение будет сугубо негативно. Возникшая антисистема будет существовать самостоятельно, успешно пополняя свои ряды представителями обоих этносов, которые зачастую теряют свою этническую самобытность, хотя иногда и помнят о своей былой этнической принадлежности . Отметим, что термин «развитие» для антисистемы не совсем верен, поскольку с точки зрения теории этногенеза антисистема представляет собой статическое образование. Антисистема стабильно существует до тех пор, пока не уничтожит себя сама или не будет уничтожена сторонним этносом с позитивным мироощущением. Зачастую при образовании антисистемы с участием местного субэтноса и пришлого этноса суперэтнос, к которому относился субэтнос до вхождения в антисистему, находит в себе силы и в кратчайшие сроки уничтожает антисистему вместе с пораженным негативным мировосприятием субэтносом, жертвуя им ради сохранения суперэтноса. Так проявляется своеобразный «инстинкт самосохранения» суперэтноса.

После возникновения антисистемы в ее рамках остается некоторое количество людей с остаточным позитивным мироощущением, но они вынуждены подчиниться коллективному императиву. Как писал Лев Николаевич Гумилев, «отдельный человек не может противостоять статистической закономерности, даже антиприродной и противоестественной, даже очевидно антинравственной» . При этом человек, ограниченный в позитивных этнических системах определенными нормами самоконтроля и самоответственности, именуемыми в обиходе совестью, в антисистеме получает полную внутреннюю свободу, ибо антисистема предполагает отмену всех моральных норм, общепринятых ради стабильного существования данного этноса в данном ландшафте (и в данном этническом окружении, «этническом поле» — прим. авт.). Для антисистемы это необходимо, чтобы успешно разрушать этносы, однако для сохранения собственной целостности ей приходится постоянно применять жесткие репрессивные меры по отношению к собственным членам, ограничивая их свободу извне.

Отсюда видно, что антисистема может прекратить свое существование будучи уничтоженной другим этносом, может быть аннигилирована тем же суперэтносом, субэтнос которого она поглотила, может уничтожить себя сама в силу реализации собственных философских концепций и может быть уничтожена своими членами в силу ослабления мер по ограничению их свободы. Кроме того, оказавшаяся в изоляции антисистема может погибнуть просто из-за бездарного хозяйствования во вмещающем ландшафте, что связано с экстерриториальным характером антисистемы, помогающим ей при частых переменах места обитания. В процессе своего существования антисистема постоянно инкорпорирует своих новых членов из представителей других этносов, но бесконечно этот процесс продолжаться не может, ибо если антисистема активно перемещается в ландшафтной среде, то она не менее активно уничтожается другими этносами в порядке самозащиты, а если антисистема остается в месте своего возникновения, то она погибает, истощив возможности питавшего ее этноса и вмещавшего ландшафта подобно тому, как колония бактерий погибает вместе со смертью зараженного ею организма.

2. Антисистемы в зеркале истории
2.1. Антисистемы в античном мире

В начале оговоримся, что скорее всего антисистемы существовали уже на заре цивилизации, так как первая антисистема появилась вместе с первой же агрессивной химерой. Однако деструктивные возможности первых антисистем были сильно ограничены невысоким уровнем развития тогдашних технологий, а посему при отсутствии письменных источников или устных преданий мы не можем судить об их «успехах». Мы начинаем отслеживать первые антисистемы (вернее, начинаем догадываться об их существовании) с того момента, как они начали оставлять следы своей жизнедеятельности в виде тотально деструктированных ландшафтов или сообщений древних историков, по каким-либо причинам дошедших до нас. Поэтому в этой работе мы начинаем рассматривать краткую историю антисистем с того времени, как они появляются в поле зрения современных историков-источниковедов и рассматриваем только некоторые наиболее характерные или выдающиеся примеры антисистем индоевропейского мира, не включая таким образом в обзор антисистемы Америки, Африки, Австралии и большей части Азии, хотя нет никаких оснований сомневаться в их влиянии на ход истории этих континентов (относительно особенностей этногенеза в Австралии в последнее время высказывались определенные сомнения, однако я склонен полагать, что и там процесс не должен был сильно отличаться от общемирового — прим. авт.).

Одним из наиболее древних примеров воздействия антисистемы на судьбу крупного государства, каким без сомнения можно смело считать древний Египет, является широко известная благодаря популяризаторам археологии коллизия с Тутанхатоном-Тутанхамоном. Отец этого фараона сделал попытку опереться в борьбе за власть на представителей некой неизвестной нам антисистемы, возникшей по всей видимости при контакте египтян с каким-то сторонним этносом. Он воспринял негативную идеологию этой антисистемы и начал проводить комплекс реформ, направленных на смену религиозных доминант и всей системы управления египетского государства. В основе идеологической концепции этого движения была смена культа бога солнца Амона-Ра на культ бога земли Атона (согласно последним исследованиям египтологов, культ Атона был все-таки культом солнечного божества, но как бы альтернативного Ра — прим. авт.). Фактически это была попытка внедрить в сознание рядовых египтян новые жизнеотрицающие установки. Этот фараон даже сменил имя и стал официально именоваться Эхнатоном. Вместе со сменой культа была перенесена столица. Одним словом, пытались одним махом лишить сам египетский народ всех традиций, ликвидировать его как самостоятельный этнос, подчинив идеологии пришлых почитателей Атона. Однако уже при сыне Эхнатона Тутанхатоне было восстановлено прежнее вероисповедание и столица возвращена на свое законное место, что однако не спасло нового фараона, сменившего даже имя в угоду традиционалистам на Тутанхамона, от гибели. Так бесславно прекратила свое существование одна из древнеегипетских антисистем (опять же, согласно последним исследованиям, культ Атона был видимо одним из первых монотеистических культов в мировой истории и послужил основой для генезиса всего спустя 70 лет иудейского монотеизма в Египте — прим. авт.). Фактически она была полностью аннигилирована египетским этносом несмотря на полную поддержку власть предержащих, то есть сработал «инстинкт самосохранения» у египетского суперэтноса. Главную роль тут сыграла традиционно высокая резистентность крестьян, которые при тогдашней невысокой продуктивности сельского хозяйства составляли абсолютное большинство любого этноса, к восприятию негативного мировоззрения.

Высокая миграционная активность древнегреческого этноса, создание городов-колоний на периферии эллинского мира, наконец участие греков в походах Александра Македонского вместе с тем положительным эффектом, который принято называть феноменом эллинизма, дали миру при контактах греков с некоторыми этносами несколько грандиозных антисистем, порожденных химерами. Так, при тесном контакте древнегреческого и древнееврейского этносов на ближнем востоке возникло такое мощное и заразительное течение, как античный гностицизм, в несколько измененном виде ставший идеологической основой антисистем раннего средневековья и некоторых из более поздних антисистем, вплоть до конца XIX века (а сейчас, благодаря работам Гудрик-Кларка, стало понятно, что этот диапазон можно смело расширить и до первой половины XX века — прим. авт.).

Мелкие антисистемы возникали в небольших греческих городах-государствах на базе учения киников — идейных последователей Антисфена Афинского, который создал весьма стройную антиприродную концепцию исходя из вполне верных предположений о противоестественности социального неравенства, поддержанную знаменитым Диогеном. Антисфен видел способ разрешения социальных конфликтов в полной независимости человека от общества и в возврате к первобытному состоянию человечества путем разрушения цивилизации. Таким образом, предлагалось бороться с недостатками системы не путем ее усовершенствования, а путем ее полной деструкции. Однако философская школа киников в отличие от гностицизма погибла вместе с античным миром (что характерно, «дикие» варвары оказались абсолютно невосприимчивы к этим идеям, в отличие например от идей раннего христианства во всех его ипостасях — прим. авт.).

В древнем Китае на основе появившегося в Индии буддизма появилась своя философская основа антисистем — чан-буддизм (японский аналог — дзен-буддизм) (ну, не совсем аналог и не всегда японский, но тем не менее… — прим. авт.). Классический буддизм также квалифицировал земное бытие как страдание, но избавление от него видел в прохождении цепи переселений бессмертной души, соблюдающей общечеловеческие моральные нормы наряду с нормами религии. Такая позиция реально служила сохранению этнических систем через содействие сохранению системных связей. Напротив, чан-буддизм требовал преодолеть оковы бренного бытия и считал материальное недостойным внимания человека и преходящим по своей природе. Чан-буддизм взяли на вооружение несколько «китайских» антисистем, реализовавшихся как монастырские общины и погибших вследствие уничтожения ими древнекитайского этноса (здесь скорее следует говорить не об уничтожении этноса как такового, а о совпадении во времени этих событий с началом нового витка процесса этногенеза в Китае — прим. авт.).

Другим известным примером философии китайских антисистем было учение философа Лао Цзы, написавшего основополагающий трактат «Дао дэ цзин», который несмотря на существенную отдаленность Китая от Греции и совершенно другие предпосылки возникновения учения имел немало общих положений с учением Антисфена Афинского. Лао Цзы также видел решение проблемы социального неравенства в уничтожении цивилизации и возврате человечества к первобытному состоянию. Высшим благом провозглашается «недеяние», то есть поддержание статического состояния системы, которое, как мы знаем, реально осуществимо только для антисистем. Судьба этого учения оказалась подобной судьбе учения киников: оно благополучно исчезло, самоуничтожившись и не создав ни одной крупной антисистемы (разумеется, даосизм продолжает существовать как философская концепция, но уже совершенно так сказать «вегетарианская» — прим. авт.).

Многие учения античности оставались долгое время достаточно безобидными философскими концепциями, не породившими значительных антисистем. На самом деле, за всю античную историю ни одна из мелких антисистем не смогла разрушить ни единого этноса. Древнекитайский суперэтнос был уничтожен своими антисистемами, вооруженными идеями чан-буддизма, но произошло это только в раннем средневековье. Вместе с тем, именно на закате античной цивилизации появились новые учения и были по-новому интерпретированы старые, ставшие основой для развития антисистем в средние века. Так появились учения философов Плотина, Василида и Валентина Александрийских , пророка Мани, пророков Махаяны в Индии и некоторые другие, породившие грандиозные антисистемы уже в другие времена. Последним проявлением античных антисистем была антисистема вандалов, разрушивших Рим и потом уничтоженных в Африке аборигенами в союзе с византийцами.

2.2. Антисистемы раннего средневековья

«Но где гарантия на то, что в средние века
Не подцепил бы ты чуму и не был бы распят?»
Спектакль Ленинградского ТЮЗа «Двенадцатая ночь»

По мнению большинства специалистов по теории этногенеза именно раннее средневековье было тем уникальным периодом истории, которому совершенно особую и своеобразную окраску придала борьба этносов с сильно расплодившимися антисистемами, бравшими свое начало еще в античном мире. Именно борьба с антисистемами окончательно сформировала средневековые европейские этносы и породила многие социальные институты, ставшие в дальнейшем как бы олицетворением средневековья.

Так манихейство, возникшее в III веке в Иране, распространилось от Бискайского залива до Желтого моря. Манихеи учили, что все материальное является источником зла и следовательно подлежит тотальному уничтожению. До манихеев в мире не было более последовательной в смысле уничтожения антисистемы. Даже античные киники и последователи Лао Цзы считали деструкцию необходимой лишь до определенного уровня, на котором исчезали по их мнению проблемы. И только манихеи первыми поставили своей целью даже не упрощение каких-либо систем, а полное уничтожение всего материального мира. Поэтому и эффект от воздействия манихейской антисистемы намного превзошел то, чего достигли античные антисистемы. Наследниками идеологии манихеев стали альбигойцы во Франции, богумилы в Болгарии и карматы в Катаре. Манихейская антисистема была образцовой в плане «антисистемности» и послужила примером для подражания многим другим антисистемам. В ней впервые были доведены до абсолюта такие традиционные принципы антисистем, как жизнеотрицание, право на ложь и тайная организация общин. При всем этом манихеи доказывали, что борются с мировым злом и утверждают идеи добра и справедливости.

В манихейских общинах и у их идейных наследников была достаточно сложная и глубоко законспирированная структура, внутри общин, как и положено, действовала жесткая дисциплина и безоговорочное подчинение духовному руководителю общины, которого многие из рядовых членов общины даже никогда не видели в лицо. Кроме того, существовала строгая системная иерархия, сочетавшаяся с разделением функциональных обязанностей между уровнями общинной иерархии. В дальнейшем это положение использовалось многими другими антисистемами, даже не имевшими ничего общего с манихеями.

Следом за манихеями в Иране появились маздакиты, проповедовавшие базовый принцип булгаковского Шарикова «все поделить». При этом иранских маздакитов поддержали местные иудеи-талмудисты (мотивы такой поддержки были сугубо меркантильными, ибо маздакиты пользовались коммерческими возможностями иудейской общины для реализации имущества, отнятого у своих идейных противников, коими были все остальные — прим. авт.). К счастью, антисистема маздакитов оказалась на редкость недолговечной и была уничтожена в ходе гражданской войны в Иране. Бежавшие на север иудеи создали в нижнем Поволжье химеру с хазарами и порожденная ими там антисистема была полностью ликвидирована только через несколько сот лет киевскими князьями (в настоящее время нет твердой уверенности в том, сложилась ли в Хазарии единая антисистема или же это была просто химера — прим. авт.). А в Иране на смену манихеям и маздакитам пришли зиндики, ставшие прообразом нигилистов XIX века, однако их антисистема была полностью уничтожена арабами-мусульманами. Однако и мусульманский мир не избежал заражения антисистемами — в северной Африке возникла манихейская община исмаилитов, и даже на родине ислама, в Аравии, возникла община карматов. При этом карматы смогли создать достаточно устойчивую и стабильную антисистему, переродившуюся в дальнейшем в нормальное государство (существует мнение, что современный ваххабизм в исламском мире является прямым наследником идеологии средневековых карматов — прим. авт.).

В Азию также проникло учение манихеев, однако там даже в Китае, где традиционно к различным вероисповеданиям относились достаточно терпимо, манихейство подвергалось гонениям. Манихеи смогли закрепиться только в Уйгурии, да и то только потому, что средневековая Уйгурия была весьма эфемерным государством и идеология верхов в ней мало кого задевала, поскольку в этом государстве не было городов как таковых и власть правителей была весьма символической. Другой известной антисистемой средневековой Азии было государство жужжаней, своеобразные моральные нормы которого были описаны Чингизом Айтматовым в романе «Буранный полустанок». Эта антисистема была стерта с лица земли монголами в самом начале их движения.

В Малой Азии на границе контакта византийского и иранского суперэтносов возникла антисистема павликиан-маркионитов, которая погибла при столкновении Византии с арабами, но успела заразить своей идеологией Болгарское царство, где появилась антисистема богумилов, уничтоженная спустя значительное время уже турками-османами. С Балкан это учение и проникло в западную Европу, породив там мощнейшую антисистему катаров-альбигойцев. Антисистема альбигойцев была уничтожена французским этносом в ходе Альбигойских войн и была хронологически последней из антисистем так сказать «манихейского призыва» . Интересно, что при столкновениях антисистемы этого времени (а сталкивались они частенько, ибо было их немало) в полном соответствии со своим предназначением занимались самоуничтожением. Так, например, антисистема вандалов в северной Африке перед тем как погибнуть от рук византийцев успела уничтожить африканских манихеев. Вообще возникает впечатление, что в эпоху раннего средневековья этносы были заняты только уничтожением антисистем, а антисистемы — борьбой с этносами и выяснением отношений между собой. В этом отнюдь не творческом процессе тем не менее совершенствовались этносы и ковалась тактика антисистем. Практически все те антисистемы, с которыми мы имеем дело сейчас, зародились именно тогда если не физически, то хотя бы идеологически. Еще Низам ал-Мульк писал о маздакитах: «Их внутреннее … противоположно внешнему, слова противоположны делам». Этот принцип антисистем не устарел и поныне.

Примером таких вот «вечнозеленых» антисистем может служить и зародившийся в тот же период в западной Европе сатанизм, о котором много писали и продолжают писать сейчас. Различные его формы исповедовались везде, где проникала «благая весть» об Иисусе Христе. Таким образом все, кто был склонен к негативному мировосприятию, получали необходимую им антирелигию при принятии их сородичами христианства. Фактически это был своего рода атеизм, хотя атеизм как таковой и не является признаком антисистемной идеологии. Признаки сатанизма несла в себе и антисистема тамплиеров, которая к счастью для потомков просуществовала недолго и не оставила после себя ощутимых следов (вопрос сложный и спорный, поскольку организации «новых храмовников» существуют в Европе и сейчас, причем пользуются достаточно большим влиянием на европейские дела, но вот генетическая близость их средневековым храмовникам вызывает большие сомнения — прим. авт.).

Вместе с тем, последующие антисистемы переняли у этих средневековых антисистем немало полезного в смысле увеличения деструктивных возможностей. Так у сатанистов была позаимствована внешняя атрибутика и традиция публичного совершения действий, идущих в разрез с общепринятыми моральными нормами (до сатанистов этого как-то стеснялись и не особенно афишировали), у манихеев заимствовалась иерархическая структура антисистемы, позволявшая наиболее эффективно удерживать под контролем членов антисистемной общины, там же была разработана процедура тайного посвящения неофита в члены общины и теория сакральной власти «учителя», «вождя» и т.д. и т.п.. Тамплиеры подарили будущим антисистемам военные организации (которые, кстати, были и у павликиан-маркионитов), а дикие жужжани дали миру первые образцы тотальной жестокости и зверства по отношению ко всем без разбора. С точки зрения идеологии антисистем развивать было уже нечего, поэтому для последующих конструкторов антисистем оказывалось достаточным перенять идеологию и богатый опыт предшественников и начать применять все эти «достижения» на практике. Но тут-то и возникла непреодолимая преграда на пути антисистем к их победе над материальным миром — оказалось, что этносы тоже накопили значительный опыт борьбы с антисистемами и передали его своим наследникам в виде этнической традиции. Так противостояние этносов и антисистем вступило в новую фазу.

2.3. Антифеодальные революции: расцвет антисистем

«Правдолюбец Радищев после той мясорубки
«Путешествие из Петербурга в Москву»
Чуть с досады не слопал, повредился рассудком,
И, ругая масонов, погрузился в тоску.»
И.Тальков

Борьба буржуазии с феодальным сословием совпала по времени с великими географическими открытиями, Возрождением и массой всяких других не менее интересных и увлекательных мероприятий. Это было время, когда на историческую арену выходили те этносы, которые сейчас играют на ней ведущие роли. Вполне естественно, что это привело к новым миграциям и контактам различных этносов, а следовательно и к появлению новых антисистем.

В недрах разрушавшегося феодального общества возникла и существует по сей день антисистема монашеского ордена Иисуса — известная всему миру и даже ставшая нарицательной антисистема иезуитов. Там же возникли и многие другие ныне здравствующие антисистемы (предоставим читателю возможность самому догадаться, о чем идет речь).

Отличие этой эпохи в истории антисистем от предыдущей состояло прежде всего в том, что теперь внешней стороной борьбы антисистем и этносов выступала рознь не религиозная, а социальная. Антисистемы выступали как на стороне защитников старых порядков, так и на стороне революционеров, хотя здесь их выступления имели существенно больший успех с точки зрения деструктивных последствий.

Действительно, всякая революция и даже просто революционная ситуация предоставляет прекрасную питательную среду для возникновения антисистем, ибо в таких условиях даже небольшая и «слабосильная» антисистема способна максимально проявить себя. Потрясение основ дает антисистеме шанс выступить со своей идеологией отказа от традиций, что далеко не всеми участниками революционных событий может быть адекватно воспринято. В этом случае антисистема и ее члены выступают как ярые поборники революционных преобразований и стремятся добиться реализации целей антисистемы руками тех масс, которые собственно и делают революцию. С другой стороны, при наступлении реакции антисистема может включиться в борьбу против революционеров, под шумок разваливая все, что можно, а может и подрывать усилия контрреволюционеров по восстановлению прежнего порядка в стране. Но в любом случае проигрывают те этносы, которые делают революцию «под руководством» антисистемы. Как правило такие революции заканчиваются для этносов большими потерями людских и природных ресурсов даже в случае уничтожения антисистемы в ходе революции. А антисистема, участвующая в революции наряду с нормальными этносами и субэтносами страны, выявляется далеко не сразу, потому что также как и большинство революционных сил выступает за изменение старых порядков, но, как и положено антисистеме, с целью уничтожения всех доступных систем, а не с целью их улучшения. В принципе антисистеме ведь все равно что уничтожать: памятники искусства, природные комплексы или промышленные предприятия. Для нее просто важно самовыразиться в разрушении, а чего именно — не так уж и важно.

Вполне возможен и такой вариант развития событий, когда антисистема сама провоцирует революцию там, где события могли развиваться совершенно спокойно чисто эволюционным путем. Наиболее кровопролитные и бестолковые революции как правило спровоцированы антисистемами.

Так в борьбу с ересями и нарождавшимися антифеодальными революциями вступила католическая «святая инквизиция», вооруженная учением Августина Блаженного, который в молодости был манихеем, но потом перешел в лоно католицизма и разработал концепцию предопределенности осуждения на муки в аду одних людей и выборочного спасения других. Августин объявил добродетели античности «переряженными пороками», что, естественно, было весьма мило любой антисистеме, одна из задач которой заключается в разрушении этнической традиции. В отдельных установках учение Августина Блаженного повторяло правила общежития манихейских общин и предвосхищало некоторые идеи ницшеанства (занятно, что методы и идеи одной ветви манихейства послужили делу уничтожения других его идеологических наследников, а именно альбигойцев — прим. авт.). Поэтому неудивительно, что именно оно было принято на вооружение инквизиторской антисистемы. В учении Блаженного Августина впервые в практике антисистем появилась идея, что тех, кто исповедует «ошибочные» с точки зрения антисистемы идеалы, необходимо силой загнать в светлое будущее, уготованное всем людям антисистемой. Так в практике антисистем еще в раннем средневековье появились весьма необходимые им в дальнейшем концепции идеологической нетерпимости.

В образе испанской «святой инквизиции» перед нами предстает типичный представитель реакционных антисистем. Но не меньшее, а как правило и гораздо большее их количество выступало на стороне сил революционных, навязывая им свою идеологию и увлекая за собой к своим идеалам. Именно в период антифеодальных революций получили свое развитие идеи утопического социализма, зародившиеся в недрах средневековья.

В то же время стали выкристаллизовываться теории, включавшие в себя положение о делении людей на «плохих» и «хороших», то есть сегрегации, по самым экзотическим признакам, начиная от социального происхождения, чем страдали еще во времена французской революции, и кончая совершенно бесподобной теорией климатической сегрегации Шарля Луи Монтескье (он пропагандировал идею прямой зависимости «правильности» человека от климатических условий страны проживания — прим. авт.). Суть всех этих построений была примерно одинакова: «плохие» являются основой всех проблем в этом мире, они отравляют жизнь «хорошим» и поэтому подлежат уничтожению. Почти во всех революциях эти учения использовались для обоснования уничтожения одних людей в угоду другим, в том числе и носителям негативного мировосприятия. Даже такой светлый ум как Блез Паскаль в своих философских исканиях ушел весьма недалеко от бывшего манихея Блаженного Августина.

Так в реализации принципов сегрегации антисистемы находили для себя обширное поле деятельности, причем их совершенно не волновало, какими именно гуманистическими соображениями руководствовался тот или иной философ, придумавший очередное разделение на «плохих» и «хороших», главное, что его идеи оправдывают деструктивные начинания антисистемы. А то, что самой антисистеме все равно, что уничтожать, делает ее абсолютно беспринципной, так что современники потом долго удивляются, как это убежденный манихей вдруг становится ревностным католиком, а ярый республиканец оказывается преданным бонапартистом. Так с восторгом была принята теория Клода Анри де Рувруа графа де Сен-Симона, которая в принципе была предельно утопичной, но включала в себя такое чудесное с точки зрения антисистем положение, согласно которому в историческом развитии созидательные эпохи сменяются эпохами разрушения. А дальше ведь любую эпоху можно объявить эпохой разрушения на совершенно научном основании и на этой базе проводить соответствующие деструктивные мероприятия.

Позднее, чем в западной Европе, в России сложились свои так сказать доморощенные антисистемы, вызванные к жизни именно социальными проблемами. До этого предпринимались активные попытки некоторых европейских антисистем проникнуть в Россию, но они наталкивались почти всегда на чрезвычайно высокую резистентность российского суперэтноса к восприятию любой негативной идеологии, что было связано с преобладанием в структуре этноса крестьян, традиционно максимально резистентных по отношению к проникновению антисистем. Поэтому до XIX века Россия не знала антисистем (это не совсем верно, есть основания полагать, что некоторые из средневековых ересей были все-таки классическими антисистемами — прим. авт.), а когда они все-таки появились, российский суперэтнос оказывал им длительное время значительное сопротивление, которое слабело по мере разрушения в процессе промышленной революции традиционных отношений в системе. Складывавшийся пролетариат не обладал в России какими-либо устойчивыми традициями (это было вызвано практически полным отсутствием в России традиций цехового ремесленничества и городских коммун — прим. авт.), следовательно антисистемам не приходилось преодолевать сопротивление традиции восприятию негативного мировоззрения. В сходной ситуации оказалась Австро-Венгрия, но там не сложилось суперэтноса, этническая общность была химерной и легко разрушилась под внешним воздействием.

Для России же борьба с антисистемами была делом новым именно ввиду того, что проникшие в страну после петровских реформ западные антисистемы влачили весьма жалкое существование и всерьез никем не воспринимались. Также по традиции относились и к вновь появившимся уже на родной почве антисистемам вроде народовольцев или нигилистов — наследников средневековых зиндиков. Они и сгинули, не оставив заметных следов в истории России, но подготовили основу для появления более грозных и опасных антисистем, борьба с которыми легла огромной тяжестью на плечи российского суперэтноса.

К концу периода антифеодальных революций Европа в общем и целом уже переболела антисистемами, и к началу XX века уцелели только так называемые «вечнозеленые» антисистемы, на которых не сказывается ход времени, поскольку они уже (или еще) бессильны оказать воздействие на сложившиеся крупные этнические и суперэтнические общности. Они обязаны своим существованием тем позитивным системам, на основе которых они когда-то сформировались и из числа представителей которых инкорпорировали своих членов. К их числу относятся, например, тесно связанные с католицизмом и протестантизмом антисистемы сатанистов и иезуитов, успешно существующие и поныне, даже в XIX веке «черные мессы» сатанистов были делом нередким и вполне доступным , однако не они делали историю (в XX веке, кстати, некоторые из западноевропейских адептов сатанизма добились огромного влияния на высшие слои аристократии в России, не исключая и императорскую фамилию при всей ее показной набожности — прим. авт.).

Вместе с тем в этот период сложились предпосылки для возникновения новых антисистем, с которыми человечеству было суждено столкнуться в XX веке. В недрах капиталистического общества вызревал экзистенционализм, ставший своего рода аналогом гностицизма для современной эпохи. Появились новые философские концепции, послужившие идеологической базой для новых антисистем. Таковы были учения Макса Штирнера и Артура Шопенгауэра, в пределе после трансформации ницшеанством давшие миру нацизм и апартеид. Возникли спекулятивные философские учения вроде того же нигилизма или фрейдизма (имеются ввиду разумеется не сами концепции Зигмунда Фрейда, а их спекулятивное использование и трактовки некоторыми организациями и лицами — прим. авт.). Некоторые антисистемы оформились как религиозные секты, например, мормоны или свидетели Иеговы. В принципе любое философское учение может быть трансформировано антисистемой под свои конкретные нужды, но эта адаптация осуществляется значительно легче, если учение уже содержит какие-либо положения, оправдывающие те или иные действия по разрушению существующих систем стремлением к достижению какого-то идеального порядка вещей. «Достижением» этой эпохи в плане улучшения и совершенствования антисистем было открытие философами-социалистами и просветителями принципа сегрегации, принесшего так много горя людям всей Земли. Тогда же появилась и идеология национальной сверхсуверенизации, помогавшая антисистемам в последующем относительно легко дробить крупные этнические и суперэтнические системы на множество субэтнических, ведя таким образом их упрощение. Все эти средства были включены наряду с традиционными в арсенал антисистем XX века и позволили антисистемам занять в новейшей истории то специфическое положение, которое собственно и выделяет этот исторический период.

2.4. История XX века: человечество в борьбе с антисистемами

«Покажите мне такую страну,
Где детей заражают,
Где солдат заставляют
Стрелять в женщин и стариков, …»
И.Тальков

В XX веке развитие средств производства и систем вооружений привело к тому, что все человечество вынуждено было объединить свои силы в борьбе с антисистемами, причем против антисистем объединялись страны и народы, которых разделяло абсолютно все — вероисповедание, социальный строй, традиции, язык и т.д., но объединяло их нечто большее, а именно «инстинкт самосохранения» суперэтноса. До этого как правило отдельный этнос при напряжении всех сил мог справиться с антисистемой, имевшей в своем распоряжении такие же ограниченные средства, как и сам этнос. Но широкая интернационализация антисистем и отсутствие для них фактора государственных границ привело позитивные системы к пониманию необходимости объединения. В истории XX века как в кривом зеркале отразилась ситуация раннего средневековья, когда этносы зачастую вели единовременно борьбу с несколькими антисистемами и ухитрялись одерживать победы.

В начале века наибольшая плотность антисистем наблюдалась в России, для чего были свои предпосылки. Россия много позже других европейских стран перешла к ломке феодальных порядков и к началу XX века сохраняла еще немало пережитков «старины глубокой». Однако то, что в течении длительного времени поддерживало резистентность этноса, в конце концов оказалось тормозом общественного прогресса и отошло в прошлое, уступив место новой формации, для которой характерным было наличие большого количества крестьян, ставших пролетариями и утративших духовную связь с сельской общиной. Фактически это означало частичную утрату этнической традиции и ослабление резистентности этноса. Но процесс этот затронул далеко не все части страны — там, где были сильны артельные традиции или бурно развивалось сельское хозяйство (как например в Сибири и Забайкалье), там процесс становления пролетариата не сказывался так болезненно, как впрочем и там, где на смену традициям сельской общины успели прийти корпоративные традиции (например на железной дороге).

Таким образом, в России в начале века оказалось достаточно вполне подходящего для антисистем человеческого материала, и вполне естественно, что антисистемы не заставили себя долго ждать. Если в средневековье антисистемы самореализовывались в виде конфессий, то в XX веке они избрали вариант реализации в виде политических партий. В самом начале века появились две крупнейшие революционные партии — социал-демократов и социалистов-революционеров. И конечный неуспех второй из них обусловлен был лишь стечением неблагоприятных обстоятельств, вроде предательства руководителя боевой организации партии Е.Азефа и провала миссии попа Гапона (участие в этих двух сюжетах государственных структур на деле вовсе не означало, что именно они контролировали и направляли ситуацию — прим. авт.). Но ведь в принципе обе партии были равнозначны и имели равные шансы на успех. Обе они были классическими антисистемами, обе имели во главе сакральную фигуру вождя (у эсэров это авторитарное начало было не так сильно выражено — прим. авт.), обе действовали уголовными методами, обе ставили своей целью полное разрушение существующего порядка и отрицание какой бы то ни было традиции. Обе придерживались классических принципов полной тайны действия и жесткой внутренней дисциплины, когда верховный вождь регламентирует все стороны жизни рядовых членов антисистемы, но при этом освобождает их от всякой моральной ответственности за свои действия (внутри обеих партий действовали свои собственные «суды», руководствовавшиеся своими собственными нормами судопроизводства и выносившие приговоры отнюдь не только в отношении членов партии — прим. авт.). Обе партии использовали принципы социальной сегрегации и отрицали все устои существовавшей до них морали на том основании, что это была мораль их идеологических противников. А противниками их были в полном согласии с учением Блаженного Августина абсолютно все, кто не принимал этой их идеологии. Этих несчастных надо было всенепременнейше наставить на путь истинный, а если кто-то не захочет наставляться, то его надо без жалости уничтожить ради счастья грядущих поколений.

Справедливости ради следует сказать, что антисистема социал-демократов была более последовательной в реализации своих жизнеотрицающих принципов, так сказать более антисистемной. У эсеров все-таки наблюдалась некоторая расхлябанность в рядах, излишний гуманизм по отношению к своим идеологическим противникам, что в конце концов и привело эту антисистему к гибели от рук социал-демократов, руководимых учением о партии авангарда трудящихся (причем как раз с трудящимися в партии было далеко не все благополучно, их было позорно мало для партии, именующей себя «рабочей» — прим. авт.).

Об антисистеме, именовавшей себя партией большевиков, стоит сказать особо. В ней большинство принципов антисистем было доведено до абсолюта. В качестве базового было избрано учение немецких философов К.Маркса и Ф.Энгельса, творчески дополненное лидерами этой антисистемы. С самого начала основополагающим был провозглашен принцип насильственного изменения существующего порядка как самоцель. Идея всемирной революции фигурировала и в учении Маркса, но там это положение было достаточно утопичным, ибо предполагало почти синхронную социальную революцию во всех странах мира. Понятно, что при огромном различии в уровне развития разных стран вероятность подобного стечения обстоятельств была близка к нулю. Но для антисистемы не столь принципиальны проблемы принятого на вооружение философского учения — его при необходимости можно и подправить, лишь бы оно позволяло безнаказанно разрушать во имя каких-либо идей. Кроме того, философская теория новой антисистемы включала в себя мощную концепцию деэтнизации. Верно подметив, что у молодого пролетариата оказывается разрушенной большая часть установок этнической традиции, апологеты нового учения утверждали, что пролетариат по природе своей надэтничен, то есть является химерной системной целостностью, что для пролетария понятие отечества — преходяще . Эти установки были верны, как мы уже говорили, только для формирующегося пролетариата как нового класса (и на практике это было подтверждено уже в ходе Первой мировой войны, когда пролетарии в рядах действующих армий сторон в большинстве своем проявляли вполне нормальный и естественный патриотизм — прим. авт.). Далее лидерами антисистемы было верно подмечено, что только в России с ее малым опытом противодействия антисистемам и сильно пониженной резистентностью после перехода большой части крестьянства в состояние пролетариев возможен успех революции под руководством антисистемы. Кроме того, Россия была на грани вполне нормальной революции и этого момента антисистема упустить никак не могла. Надо было только оперативно расширить и укрепить антисистему, чтобы успеть к назревавшим событиям.

Но опыт Первой русской революции показал, что большая часть населения страны устойчива к воздействию антисистемной идеологии. Агитация не давала возможности надежно контролировать большие массы людей, не подвластных вождю антисистемы и не понимающих необходимости тотального разрушения существующего социального и бытового уклада, этнической традиции. Стало ясно, что этими людьми можно управлять в рамках антисистемы только с позиции силы. Кроме того, после революции на свет божий повылазило немало новых антисистем и антисистемочек, сделавших себя на этой революции и теперь способных составить серьезную конкуренцию большевистской антисистеме на ниве инкорпорирования новых членов. В этих условиях для антисистемы необходимо было жестко отграничиться от своих более шустрых коллег, чтобы избежать разрушения ими. Следует также отметить, что к моменту реализации планов антисистемы практически все ее лидеры длительное время жили за пределами России, так что антисистему можно смело считать импортированной. И все-таки шансы антисистемы на успех в обычных условиях были ничтожно малы. Понадобилось существенное понижение общей резистентности российского суперэтноса в ходе мировой войны, чтобы антисистема на фоне разрушения старой государственной машины смогла добиться успеха и заставить на первых порах убеждением, а потом и силой оружия вместо реконструкции прежней суперэтнической системы вести ее полное уничтожение. Но тут антисистема оказалась перед необходимостью выбора: либо быть уничтоженной вместе со страной сторонними этносами, либо сохранить жизнь ценой использования резистентности представителей этносов с позитивным мироощущением. Это привело к необходимому компромиссу и некоторому размыванию позиций антисистемы, уничтожившей к этому времени уже всех своих конкурентов и деэтнизировавшей значительную часть населения страны. Знаменательно, что наиболее упорное сопротивление антисистема встретила у наиболее консервативных этносов и консорций российской суперэтнической системы.

Постепенно энергия антисистемы иссякала. Навязав системе свою идеологию, антисистема так и не смогла одержать желанную идеологическую победу, ибо ее философская концепция была сильно деформирована обильно просочившимися в антисистему носителями позитивного мироощущения. Для них были противоестественными идеи антисистемы относительно полного разрушения всей суперэтнической системы, поэтому они постепенно выхолащивали их и этим начали фактически процесс разрушения антисистемы изнутри. В конце 30-х годов антисистема как бы сама себе нанесла сокрушительный удар, после которого она уже не смогла оправиться. Антисистемная идеология все больше и больше деформировалась, пока не превратилась в середине 40-х в некий бестелесный символ (правда в 50-60-х годах была предпринята попытка реставрации, нанесшая довольно значительный ущерб и стране, и населявшим ее этносам — прим. авт.).

Кроме поистине легендарной большевистской антисистемы довольно мощные антисистемы сложились в начале века в Японии после ликвидации сегуната (опять же, нет полной уверенности, что это была именно антисистема, хотя ряд конкретных преступлений японских военных во время боевых действий свидетельствует именно об этом — прим. авт.), в Италии на базе идей фашизма и в Германии на основе идеологии нацизма. Германский нацизм в весьма причудливой форме сочетал в себе некоторые детали средневековых антисистем, последние достижения ницшеанства и идеи древних мистических учений и сатанизма (в последнее время рядом зарубежных исследователей было убедительно доказано, что нацизм был как ни странно прямым наследником идеологии альбигойцев — прим. авт.). Позаимствовав у ницшеанства идею вседозволенности, нацизм взял на вооружение принцип не социальной, а национальной сегрегации , что было несомненным достижением в смысле практики антисистем. Ведь социальный статус человека может быстро измениться в течении жизни и тогда человек безо всякой практической пользы для антисистемы переходит из разряда «плохих» в разряд «хороших», что дезориентирует рядовых членов антисистемы. А национальная принадлежность человека может быть только сфальсифицирована, но не изменена, кроме того расовые признаки очевидны даже для не слишком отягощенных разумом исполнителей воли вождя.

Как и следует нормальной антисистеме, германский нацизм имел во главе сакральную фигуру фюрера и развитую иерархию ступеней «посвящения» в нацисты (ритуалы нацистов также были в значительной части позаимствованы у альбигойцев и храмовников — прим. авт.). В отличие от большевиков, почти уже переродившихся к тому времени (вернее сказать, что «правильные» большевики были на тот момент в абсолютном меньшинстве и временно не пользовались влиянием — прим. авт.), нацисты ставили своей целью уничтожение не социальных групп и классов, а наций и народностей (геноцид). Именно это обстоятельство вызвало у представителей большинства суперэтносов естественную защитную реакцию, зачастую не имеющую ничего общего с позицией национальных правительств (так, британский кабинет Чемберлена длительное время поддерживал нацистов на международной арене, были у них свои сторонники и в США — прим. авт.). Этот фактор и привел к перерастанию борьбы с германским нацизмом во вторую мировую войну. Итогом ее явилось полное уничтожение германской, итальянской и японской антисистем (комментарий относительно Японии см. выше — прим. авт.), место которых заняли нормальные этнические системы.

Отличительной чертой проявления антисистем в XX веке стало то, что впервые в истории антисистемы получили в свое полное распоряжение для реализации своих целей ресурсы целых стран и даже континентов, мощные научные и производственные потенциалы, однако ни одна из них не смогла полностью реализовать свои возможности и достичь поставленных целей. Это еще раз подтверждает органически присущую антисистемам неспособность к достижению своих целей и невозможность для антисистемы одержать победу над преобладающим позитивным мироощущением.

2.5. Перспективы возникновения антисистем

«Ни к чему печалиться подругам —
Не у нас, в Бразилии родной,
Три марксиста, три веселых друга
Основали свой веселый строй!»
Студенческий фольклор.

Вне всякого сомнения, антисистемы существуют и в современном мире, будут они существовать и в будущем. Новые антисистемы будут появляться до тех пор, пока будет продолжаться процесс этногенеза, поскольку антисистема является таким же естественным продуктом этого процесса, как и этнос. Новые этносы будут неизбежно вступать в контакты, а значит будут образовываться и новые химеры, порождающие антисистемы.

Вместе с тем, по-прежнему остается чрезвычайно малой вероятность, что и в будущем какая-либо из антисистем сумеет добиться реализации своих бредовых идей, хотя прогрессирующее развитие средств разрушения дает возможность любой, даже самой малой антисистеме, нанести колоссальный ущерб уже не отдельному этносу, а всему человечеству в целом. Но при этом диалектически возрастает и способность антисистем к самоуничтожению, так что эти два фактора очевидно еще длительное время будут уравновешивать друг друга.

Влияние антисистем на жизнь и развитие отдельных стран уже сейчас достаточно значительно, и по всей видимости будет возрастать и далее, поскольку в XX веке антисистемы освоили такой тактический прием как внедрение своих членов в структуры жизнеобеспечения и управления государств, что также дает антисистемам возможность при небольшом численно составе получать в свое распоряжение ресурсы целых стран и даже регионов. Видимо именно это обстоятельство вызывает и появление в последнее время так называемых региональных полюсов силы. Это требует от этносов находиться все время в состоянии повышенной готовности к отражению возможных деструктивных действий антисистем, что заставляет их достаточно непроизводительно расходовать свои ресурсы. Вместе с тем принцип сегрегации по тому или иному признаку продолжает оставаться одним из базовых принципов так называемой «большой политики», хотя не вполне понятно, чем сегрегация по политическим убеждениям лучше или гуманнее расовой или социальной сегрегации.

Как отмечала М.Н.Росенко , для современного этапа развития человечества проблема сохранения этнической традиции стоит еще более остро, чем в прежние времена. Поэтому покушения антисистем на ликвидацию традиции и деэтнизацию больших популяций людей чреваты весьма тяжелыми последствиями не только для отдельных этносов и даже суперэтносов, но и для всей биосферы в целом. Особенно опасно массовое внедрение в сознание людей жизнеотрицающей идеологии антисистем, имеющих сейчас доступ к современным средствам массовой информации и системам телекоммуникаций.

По всей видимости сохранятся в будущем и те антисистемы, которые были отнесены нами к разряду «вечнозеленых». Они будут выжидать того момента, когда обстоятельства сложатся для них более благоприятно, чем сейчас, и тогда попытаются по всей видимости проявить себя в разрушении того, до чего они смогут добраться. Ведь таким антисистемам важно сохранить себя до лучших времен, то есть до того момента, когда возникнет нестабильность в социальном отношении или негативное мироощущение станет преобладающим. Тогда у них появятся шансы для самореализации, а пока им важно просто поддерживать свое существование на определенном уровне путем инкорпорирования новых членов из представителей вмещающих этносов.

3. Идеология антисистем

«Ломать, крушить и рвать на части —
Вот это жизнь, вот это счастье…»
Детская песенка.

Как уже было сказано выше, в принципе антисистемы могут использовать в своих целях любую идеологию, однако обычно они либо перерабатывают под свои нужды философские концепции, близкие им по духу или содержащие продуктивные с их точки зрения положения, либо вырабатывают свои собственные учения, в которых конкретизируется в том или ином виде смутно воспринимаемое всеми членами антисистемы их общее, так сказать социально негативное отношение к окружающему материальному миру. Причем с точки зрения философии они могут быть как идеалистами, так и материалистами, ибо не это для них главное. Главное — это стремление к идейному обоснованию необходимости уничтожения мира в его разнообразии. Генезис этих вероучений и философских школ может быть самым разнообразным, не в этом, как говорится, дело. Как писал Лев Николаевич Гумилев , по догматике, эсхатологии и экзегетике эти философские основы антисистем не имеют ничего общего. Единственная роднящая эти системы черта, позволяющая нам относить их к классу антисистем, — жизнеотрицание, «выражающееся в том, что истина и ложь не противопоставляются, а приравниваются друг к другу. Из этого вырастает программа человекоубийства …».

По существу все философские основы антисистем глубоко атеистичны вне зависимости от того, декларируют они этот принцип открыто или нет. Даже там, где формально антисистема религиозна, на деле оказывается, что догматы религии, якобы ею исповедуемой, откровенно попираются ее членами (ярчайший пример — российская секта «скопцов», в которой фундаментальные догматы сектантской ереси оказываются абсолютно необязательными для ее лидеров — прим. авт.). Или же идеи религии так искажаются антисистемой, принявшей обличие секты или ордена, что перестают восприниматься окружающими как религиозное учение.

Для идеологии любой антисистемы характерным является постоянное противопоставление всего прошлого и ныне существующего будущему, причем такому будущему, которое кажется идеальным идеологам антисистемы. Мнение других людей, даже членов своей антисистемы, в расчет не принимается. Обычно утверждается, что все прошлое, как и его герои за исключением отдельных личностей, имеющих заслуги перед антисистемой, покрыто мраком, декларируется, что тогда жили темные и забитые люди, которые еще не знали антисистемной идеологии, но в душе всегда мечтали о ней (обычно все провалы и поражения предшествующих антисистем объясняются с этих позиций именно отсутствием в их распоряжении «единственно верного» идеологического учения, «…а вот ужо теперь…» — прим. авт.); в настоящем героическая группа посвященных в тайные способы построения светлого будущего занимается тем, что строит его, попутно разрушая все ненужное, а все непосвященные должны или слепо повиноваться посвященным, или прекратить свое существование. И только будущее, вернее та идея, которая понимается как будущее, достойно существования. Это всегда была программа «истребления мира ради потусторонних идеалов, чуждых и невнятных.» . И действительно, для идеологий антисистем характерна их доступность лишь узкому кругу людей, все остальные члены антисистемы обычно имели весьма смутное представление о целях и идеалах своего учения. Для них важным было другое, а именно то, что подчиняя их своей воле, их вожди разрешали им беспрепятственно делать любые гадости всем остальным людям, отменяя общепринятые нормы морали и права как составные части этнической традиции (характерным примером может быть участие «классово близких» каторжников в процессе «установления» советской власти — прим. авт.). Это позволяло жить рядовым членам антисистемы в мире и согласии со своим негативным мироощущением, которое в отличие от миропонимания и мировоззрения не поддается корректировке философскими и логическими методами. Именно поэтому войны этносов с антисистемами всегда носили истребительный характер.

Антисистемы имеют немало общего с этносами (за исключением того момента, что они, как и химеры, являются сугубо статическими структурами), поскольку подменяют для своих членов этническую традицию собственной идеологией, вырабатывают общий стереотип поведения всех своих членов и четко отграничивают «своих» от «чужих». Отличие заключается в том, что представители нормальных этнических систем борются с «чужими» только при возникновении необходимости, а в антисистемах уничтожение «чужих», «плохих», «нечистых» и т.д. и т.п. является так сказать основным занятием для всех. Те, кто по малолетству или слабосильности не могут уничтожать «чужих», те занимаются тем, что уничтожают другие объекты материального мира: животных, ландшафты, произведения искусства и вообще все, что не может сопротивляться самостоятельно, а может быть только защищаемо от антисистемы «родным» этносом. Если таковой отсутствует или уже уничтожен, то все подвергается тотальному уничтожению. Только членам антисистемы непонятно, что вслед за окружающей их природой неизбежно исчезнут и они сами, поскольку они биологически ничем не отличаются от своих врагов, а отличия идеологические законами природы в расчет не принимаются. Если при столкновении нормальных этносов героями считаются те, кто защищал родную землю, свой мир, свои традиции вне зависимости от его конкретных успехов, то для антисистемы героем может быть только тот, кто уничтожил сам или способствовал уничтожению наибольшего числа «врагов».

Таким образом, поскольку именно «чужие» для антисистемы являются основной преградой на пути к полному уничтожению всего, что под руку попадется, то для любой антисистемной идеологии обязательным является разграничение на «своих» и «чужих», иногда явное, иногда подсознательное, также как атеизм по сути своей обязателен для любой антисистемной концепции, поскольку дуализм в убеждениях уравнивает в правах добро и зло как равноценные категории, из чего следует свобода выбора между добром и злом в пользу зла, которая противоестественна для человека с позитивным мироощущением, ибо для него совершенно очевидна необходимость борьбы за кого-то или что-то, существующее в действительности, а не предполагаемое в светлом будущем. Даже те антисистемы, которые декларируют в числе своих идеалов консерватизм, как иезуиты или инквизиторы, на деле стремятся к идеалу того же светлого будущего, в котором нет места развивающимся системам «чужих», прогресс которых можно и должно остановить путем борьбы с попытками улучшения, усложнения или адаптации системы, ибо всякое упрощение любой системы стремится в пределе к ее уничтожению, так как система — это не только совокупность элементов, но еще и связи между ними. То есть борьба за неизменность системы — это борьба за прекращение ее развития (здесь пролегает тонкая грань между конструктивным консерватизмом и антисистемой — прим. авт.). Для этноса это означает превращение в химеру или гибель.

Однако надо сказать, что не следует винить автора той или иной философской концепции, ставшей идеологической базой для антисистемы, поскольку антисистема никогда не соблюдает никаких принципов кроме тех, которые помогают ей в реализации ее главной цели, и только до тех пор, пока они помогают ей в этом. Как антисистема в целом, так и ее отдельные члены могут легко менять свои философские взгляды, поскольку для них ложь является допустимым стереотипом поведения. Следовательно, для антисистемы не принципиально, какое философское учение избрать в качестве базового, при случае его все равно можно легко извратить или переработать на благо антисистемы.

Мы отметили базовые принципы идеологии любой антисистемы независимо от реализации: это борьба со всем материальным миром во имя неких абстрактных идей, полная беспринципность и ложь как норма поведения.

4. Воздействие антисистем на общество и окружающую среду

«Дочка полковника, девочка Катя
В бункере кнопку нажала некстати.
Долго японцы понять не могли,
Что за грибок вырастает вдали.»
Садюшка.

Процесс, протекающий при взаимодействии антисистемы с этносами или вмещающим ландшафтом вполне однозначно можно определить как аннигиляцию, то есть взаимоуничтожение. Причем это свойство присуще всем антисистемам независимо от их философских или религиозных устоев, ибо, как было сказано выше, агрессивность антисистем по отношению к любым системам внешнего мира не зависит от конкретных философских концепций, принятых той или иной антисистемой на вооружение.

Взаимоотношения антисистем с вмещающим ландшафтом складываются по-разному, но всегда не в пользу ландшафта. В случае когда антисистема ведет динамический образ жизни, она при своем движении стремится уничтожить попадающиеся ей на пути этносы, которые являются составными частями сложившихся геобиоценозов. При выпадения этноса из такой системы вследствие уничтожения или вытеснения антисистемой, происходит деформация биоценоза, зачастую ведущая к его гибели. В этих условиях уничтожаются как рукотворные ландшафтные объекты (например, исчезают ирригационные каналы в пустынях), так и собственно природные элементы ландшафтов, такие как озера, реки, леса и поля. Напротив, при отсутствии воздействия со стороны антисистем ландшафт может сохраняться в первозданном виде довольно продолжительное время, сохраняемый разместившимся в нем этносом. Так например в Санкт-Петербурге до сегодняшнего дня ландшафты территории Шувалова сохранились практически без существенных изменений с конца XVII века, когда в этих местах побывала финско-шведская химера. Но сейчас антисистемы получают в свое распоряжение все достижения науки и техники, пользуясь которыми буквально несколько человек за считанные часы могут превратить цветущую равнину в лунный пейзаж, причем называться это будет скажем, подготовкой стройплощадки (разумеется, тут подразумевается именно бессмысленное разрушение всего и вся, а не реальная подготовка территории под строительство — прим. авт.).

В том случае, когда антисистема статически покоится в каком-либо ландшафте, она тоже разрушает его, но более постепенно, причем в итоге этого разрушения гибнет сама. Антисистемой в состоянии покоя планомерно уничтожаются различные виды растений и животных, что ведет к нарушению биологического баланса, хищнически разворовываются природные ресурсы и бездарно ведется хозяйство, что приводит к экологическим катастрофам и уничтожению в конечном итоге самой антисистемы, если она не успевает к этому времени переместиться на новое место. Зачастую такая возможность антисистеме не предоставляется из-за сопротивления соседних этносов, что и приводит к гибели антисистемы вместе с ландшафтом. После гибели антисистемы с приходом нормального этноса природные комплексы постепенно восстанавливаются, хотя регенерации может и не произойти, если условия после воздействия на ландшафт антисистемы окажутся неблагоприятными для жизни любого этноса.

В целом антисистема уничтожает вмещающий ландшафт не по возникшей необходимости, как это бывает во время жестоких межэтнических военных конфликтов, а потому, что иначе относиться к природе она просто не может, потому что геобиоценозы тоже являются системами, вмещающими свои этносы.

Но гораздо более серьезные и далеко идущие последствия имеют деформации социального сознания, формирующие соответствующее общественное мнение. Люди привыкают к тому, что разрушение чего-либо считается не только нормальным, но и вполне похвальным деянием. Даже люди, не воспринявшие негативное мировоззрение антисистемы, видят своим идеалом «вождя» антисистемы, неосознанно стремятся к той безнаказанности и неограниченности никакими условиями, которой пользуется он. Это позволяет антисистеме использовать этих людей в своих интересах (классический «подсобный материал» для антисистемы — личности асоциальные и субпассионарии, т.н. «социопаты» в терминах психиатрии — прим. авт.).

В современных условиях для формирования в обществе послушного себе большинства антисистемы часто прибегают к помощи современных средств массовой информации, а также используют современные методы психиатрии и психоанализа (здесь и возникает тот самый спекулятивный фрейдизм, о котором говорилось ранее — прим. авт.). Для антисистем зачастую важно бывает даже не подчинить себе людей, а хотя бы просто нейтрализовать их, чтобы они не мешали действовать членам антисистемы, как правило составляющим в обществе активное меньшинство. Повинуясь внутренней дисциплине антисистемы такие деятели, заняв какие-либо руководящие посты, пусть даже незначительные, сразу начинают иногда даже не осознанно окружать себя помощниками из числа членов антисистемы или просто людей, близких ей по духу, то есть имеющих негативное мироощущение. Так постепенно антисистема получает политическую, экономическую и финансовую власть над обществом, даже если число членов самой антисистемы просто ничтожно. Но овладеть умами всех или даже большинства людей смертоносная иллюзия антисистемы не может, и поэтому антисистема стремится именно нейтрализовать на первых порах большинство людей с нормальным мироощущением, имея в плане уничтожить их. Заняв ключевые посты в социальной иерархии того или иного суперэтноса, члены антисистемы получают в полное свое распоряжение ресурсы целых государств или даже межгосударственных объединений. Такой маневр для антисистемы бывает затруднен только тогда, когда государство не является унитарным, поскольку в этом случае традиционно более резистентные и консервативные окраинные провинции, пользуясь своей самостоятельностью, оказывают значительное сопротивление политике центральных властей, подпавших под влияние антисистемы (к сожалению, за последние сто лет антисистемы научились мастерски нейтрализовывать этот эффект, разыгрывая карту местечкового сепаратизма и «сверхсуверенизации» — прим. авт.). В случае, когда антисистема приводит к гибели суперэтническое государство, субэтнические государственные образования сохраняют жизнеспособность и даже могут восстановить снова суперэтническое государство, уничтожив антисистему, как было например в России в конце Смутного времени, когда в борьбу с польско-литовской и финско-шведской химерами (нет уверенности, что вторым компонентом химеры были именно литовцы, точнее литвины — прим. авт.) включились провинциальные уездные ополчения.

В целом общество, подвергшееся воздействию антисистемы, всегда переживает социальные и экономические потрясения, его структура начинает упрощаться, разрушаются многие традиционные социальные институты, и если общество не имело автономных субструктур в своем составе, оно гибнет без возможности регенерации. На смену ему приходит деэтнизированная структура антисистемы, поглощающей многих представителей общества. Вместе с тем для антисистемы оказывается жизненно важно провести своих членов в высшие руководящие круги общества и не допустить появления там позитивно мыслящих специалистов, ибо созидательный пример одного такого лидера может оказаться заразительным для представителей послушного большинства, с таким трудом сформированного перед этим антисистемой. При этом наиболее уязвимыми оказываются также сильно централизованные общества с высокой социальной ответственностью индивидуумов.

Деструктивная функция антисистемы может выражаться не только в разрушении или трансформации социальных институтов, но и в физическом уничтожении этноса путем уничтожения всех его представителей. При этом само уничтожение может выполняться не только чисто военными средствами, но и специфическими методами управления экономикой страны, в которой верховная власть принадлежит членам антисистемы, и даже просто административными мерами без привлечения силовых структур (однако как правило применение подобных методов приводит или к массовой миграции и как следствие этого процесса — к сохранению значительной части этноса, или к агрессивной защитной реакции, которая может быть гибельной для малочисленной антисистемы — прим. авт.).

5. Место антисистем в развитии философской мысли
5.1. Гностицизм и древние антисистемы

«Оглянись не во гневе, а в смущеньи и горести,
Не боясь от стыда тех прозрений сгореть,
Назови свои беды по имени-совести,
Чтобы их узнавать, если явятся впредь…»
А.Дольский

Как уже говорилось выше, гностицизм как философское течение возник в конце античной эпохи в зоне контакта эллинского и древнееврейского суперэтносов, в которой сложилась греко-иудейская химера. К гностическим теориям относилось и учение офитов. Ключевым в учении гностиков было положение о познаваемости высшего божества и его творений, то есть отрицание библейского утверждения «пути Господни неисповедимы». Поэтому адепты этого учения называли себя гностиками от греческого «гносис» — познание, хотя философская проблема познаваемости мира, материального или идеального, волновала их очень мало. Гностики учили, что началом мира является вечная, невидимая и неизвестная сущность, творящая реальности бытия, теряющие свое совершенство по мере удаления от гипотетического центра. Составные части этой сущности, именуемые эонами , слагают плерому или абсолют, называемый «полнотой разума». При этом демиург — создатель мира считался последней и наименее совершенной эманацией «полноты разума». Следовательно, и материальный мир он создал весьма халтурно, без согласования с плеромой. Именно поэтому в материальном мире все имеет свою противоположность, хотя для плеромы неизвестны негативные противоположности категорий, то есть там существует свет, но нет тьмы, все, что исходит от плеромы есть добро, а зло ей неизвестно и т.д. и т.п.. При этом как-то не учитывалось, что без своих противоположностей эти категории существовать просто не могут, поскольку они все определяются именно через противоположность, вернее через существование своих противоположностей . Единство противоположностей гарантирует их взаимное существование и при исчезновении одной из них немедленно исчезнет и другая. Но для античных гностиков , чуждых диалектики, это было не принципиально, главное, что такая концепция позволяла предельно просто считать мир во всем его многообразии и противоположности врагом человека на том основании, что в нем поровну присутствовало добро и зло.

Человеческая душа рисовалась гностикам в образе пленника материи, заключенного в узилище несовершенного, сотканного из противоположных начал мира. Материя считалась тяжким бременем для души, а человеку, как творению одной из высших ипостасей божественного разума, было предначертано порвать оковы земного бытия, вырваться из косного вещественного плена и вознестись к духовной идеальной жизни. При этом самое интересное, что из такой идеалистической концепции в конечном итоге вырастала идея необходимости уничтожения материального мира и человека как материального объекта в нем. Земным же существам предназначалось сгинуть во мраке невежества. Можно себе представить, что бы сталось со столь ненавистным гностикам материальным миром если бы у них в распоряжении имелось хоть что-нибудь из арсеналов современных вооружений, но к счастью для человечества гностики были последовательны в воплощении своих идеалов и полностью исчезли с лица Земли к III веку, избавив свои души от столь ненавистных им уз материи. Потом конница халифа Омара взяла штурмом столицу гностиков Александрию, а отряды византийцев и братьев-славян стерли с лица земли последние антисистемы гностиков. Христианские страны выступили против гностических антисистем под предлогом борьбы с религиозным синкретизмом гностиков (что интересно, первоначально общины гностиков стояли у истоков христианства вместе с некоторыми иудейскими сектами, в последние годы выявлено и описано огромное количество памятников ранней христианской гностической литературы, отпечаток гностицизма несут на себе и многие новозаветные произведения — прим. авт.). Таким образом несмотря на свою высокую живучесть и приспособляемость к меняющимся внешним условиям гностики не смогли убедить людей последовать за собой в мир, лишенный материи как носителя зла. Гностики вслед за древнеиранским пророком Заратустром учили, что «в огне обновляется природа», что материю в конце концов истребит очистительное пламя, так что для них по всей видимости только эпицентр хиросимского взрыва показался бы идеальным местом, достойным их существования в нем, даже чернобыльский реактор явно проигрывает в этом плане. Гностики и более поздние офиты стали первыми предвозвестниками надвигавшегося сатанизма. Впрочем, как ранее Заратустр был зарезан туранцами в Балхе, так и последователи александрийских гностиков Валентина и Василида вместе с офитами погибли под саблями арабской конницы, ибо антисистемы при столкновении с системами всегда аннигилируются.

5.2. Пророки создают антисистемы

«Цирк уехал, а клоуны остались».
Устойчивая идиома.

Гностицизм исчез, но породил и продолжает порождать немало новых антисистем, базирующихся на сходном принципе дуализма. Сам по себе дуализм не всегда является основой антисистем, но как мы уже отметили, для антисистем не принципиально, какую идеологию выбрать, главное — это возможность прикрываясь ею разрушать окружающий мир и уничтожать людей.

Дуализм как таковой вечен — дуалистические концепции бытовали и в первобытные времена, в древности большинство мифологических построений страдало дуализмом в той или иной степени, однако классический дуализм подразумевает равноправие доброго и злого начала в мире, а при соответственной максимизации — равнозначность и равноправие добра и зла, выбор между которыми трактуется как дело вкуса каждого конкретного человека (по мнению психиатров такой дуализм вообще характерен для лиц с шизоидными патологиями психики — прим. авт.). Поэтому любые дуалистические концепции всегда интересны для антисистем.

В 276 году в Иране при царе Ваграме I был казнен пророк Мани, ранее бывший христианским священником, а позднее проповедовавший уже свое собственное учение при дворе царя Шапура I под именем Параклеита. Он стал идейным отцом манихейства и творцом колоссальной антисистемы манихеев, распространившейся по всему средневековому европейскому миру. Манихейство было полумистическим тайным учением, перенявшим и развившим учение александрийских гностиков. При этом Мани пошел гораздо дальше гностиков, учивших, что в каждом человеке равно сосуществуют доброе и злое начало, объявив уже первых людей — Адама и Еву — порождениями тьмы. В нечистой плоти людей пребывают, согласно Мани, только отдельные частицы божественного света, именуемые душой и нуждающиеся в освобождении от уз бренного тела. Так незаметно манихейское учение переворачивает все с ног на голову — убийство из тяжкого греха превращается в богоугодный поступок, чуть ли не подвиг, освобождающий очередную душу от уз материи. А весь окружающий мир, прекрасный в своем разнообразии, превращался под пристальным взглядом манихейских проповедников в юдоль скорби и страданий божественного начала в узах материи, обрекающей его на вечное страдание в круговороте смерти и возрождения.

В своих построениях Мани вплотную приблизился к буддистам Махаяны, провозгласив основной целью для своих последователей постепенное преодоление пут материи и окончательное освобождение заключенной в человеке божественной сущности. При этом самоубийство не было выходом для манихея, ибо в этом случае бессмертная душа возрождалась к жизни в новом теле и снова начинала испытывать страдания от собственного существования. Аналогично буддистам последователям Мани запрещалось потреблять мясо, вино, предаваться чувственным удовольствиям и т.д.. Кроме того, запрещалось пролитие крови, что делало ритуальные убийства особо изуверскими (казни святой инквизиции по большей части являются прямыми заимствованиями манихейских ритуальных убийств, что и не удивительно, поскольку как уже говорилось, самый почитаемый идеолог инквизиции Блаженный Августин сам был в молодости манихеем — прим. авт.), а также запрещалось лгать, но только членам своей секты, а для всех остальных ложь считалась вполне приемлемым оружием в борьбе за освобождение души от пут материи.

Исследователи отмечают , что манихейские таинства преследовали такую цель как незаметное изменение стереотипов, привычек и мировоззрения неофита, приводящее как мы знаем в конечном итоге к изъятию человека из этнической структуры и введение его в антисистему. Неофита неторопливо и осторожно тайно увлекали все дальше от привычных ему этнических стереотипов и моральных норм. У манихеев каждый член общины нес ответственность за свои деяния только перед духовным отцом из числа «избранных» «совершенных» «сынов кротости». Манихеям согласно отчетам Первой инквизиции сочувствовали и простые католики, принадлежавшие к числу искренних сторонников «реформ», «чистоты» и «упрощения», то есть воспринявшие идеи антисистемы, но оставшиеся в лоне католической церкви.

Мусульманский мир не избежал подобной участи — после побед над гностиками в Египте, маздакитами и зиндиками в Иране в недрах его созрело учение пророка Абдуллы ибн-Маймуна, учившего, что все предшествовавшие пророки попросту заблуждались, а следовательно и их законы для исмаилита посвященного не обязательны. Все иноверцы считались врагами, против которых дозволены ложь, предательство, убийства, насилие (занятно, что в некоторых европейских языках, например в английском, от названия низших членов исмаилитских «орденов» — асассинов — образуется глагол, обозначающий жестокое убийство, возможно заказное или террористическое — прим. авт.). Для исмаилитов на небе был не Бог, а зеркальный мир, во всем противоположный нашему, следовательно все, что считалось на земле преступным или порочным, вполне естественно становилось достойным подражания и естественным на небе, куда мечтал попасть каждый исмаилит. Последователи исмаилитов карматы вообще объявили, что все люди, не принадлежащие к антисистеме есть призраки небытия и существование их нереально. Следовательно, и убийство их не является таковым, поскольку нельзя убить то, чего на самом деле нет, невозможно причинить ему страдание и значит с ним можно делать все, что заблагорассудится.

В заключение наверное стоит вспомнить визиря Маздака, который в правление шаха Кавада выдвинул собственную дуалистическую концепцию, согласно которой существующая в мире несправедливость является следствием неразумности, а исправить положение можно только введением равенства, уравнением благ и казнями «сторонников зла», то есть тех, кто не воспринял идеи Маздака. К счастью, его антисистема была уничтожена сразу, не успев оформиться в культ или секту.

5.3. Инквизиция в борьбе с ересью антисистем

«Сто сарацинов я убил во славу ей,
Прекрасной даме посвятил я сто смертей,
Но наш король — лукавый сир —
Затеял рыцарский турнир.
Я ненавижу всех известных королей!»
В.Высоцкий

Своим рождением святая инквизиция как малосимпатичный социальный институт была целиком обязана тому грандиозному наплыву антисистем, который захлестнул Западную Европу в X-XI веках. Балканская антисистема богумилов, продолжавшая традиции манихейства, дала обширные метастазы в католической Европе, переживавшей в это время очередной идеологический кризис. В Италии возникла на базе манихейства антисистема патаренов, в Лангедоке — антисистема альбигойцев-катаров, в южной Франции появились вальденсы. В 1022 году начались первые преследования катаров, сумевших создать на базе Тулузского графства собственное государство, в котором манихейская ересь альбигойцев стала государственной религией (формально графы Тулузские оставались вассалами французского короля — прим. авт.).

Развив учение Мани, альбигойцы обогатили его тысячелетним опытом католицизма. Они учили , что нет единого Бога, а есть два бога, которые оспаривают господство над миром. Это соответственно бог добра и бог зла. Бессмертный дух человеческий устремлен к богу добра, но бренная его оболочка тянется к темному богу. Земля, согласно катарам, не могла быть сотворена богом, ибо это означало бы, что бог сотворил нечто порочное. Одним словом, на все лады перепевался все тот же старый манихейский мотив, причем самое страшное было в том, что бог добра и бог зла окончательно уравнивались в правах и все земное, все, что привязывало людей к этой бренной жизни, объявлялось изначально порочным и подлежащим уничтожению. Кроме того, катары вступили в конфликт с католической церковью, отвергнув традиционные христианские символы веры. Собственно говоря, после этого альбигойское учение перестало быть христианской ересью, поскольку вместе с отречением от символов веры альбигойцы заявили, что евангельский рассказ о Христе является выдумкой католических попов. Сохранились свидетельства современников, пунктуально записанные первыми инквизиторами, что тогдашний граф Тулузский Раймунд VI открыто заявлял о том, что он не признает католических таинств, отрицает святую Троицу, ад и чистилище, а земную жизнь именует творением Сатаны. И если обрядовая сторона верований — это в общем-то дело вкуса и традиций конкретных людей (например, как не очень давно выяснилось, сам символ креста, крестной казни, появился исключительно благодаря адаптации для латинских читателей при переводе первых новозаветных книг — прим. авт.), то признание своего собственного существования плодом усилий Сатаны уже напоминает некую чисто клиническую патологию ненависти к жизни, роднящую Тулузского графа с нацистами и маздакитами.

Альбигойцами был принят к руководству старый римский принцип времен империи — «Tura perjura, secretum prodere noli!», что в переводе с языка средневековой схоластики означало примерно следующее: «Клянись и лжесвидетельствуй, но не раскрывай тайны». Под тайной понималось тайное альбигойское учение, имевшее как и положено для антисистемы своих посвященных и своих слепых исполнителей. Кому-то из современных исследователей этот принцип кажется чрезвычайно человечным , однако можно себе представить, как к нему относились не принадлежащие к антисистеме люди в те времена, когда честное слово рыцаря ценилось на вес золота, а все коммерческие сделки заключались на уровне пресловутого «джентльменского соглашения». Антисистема, естественно допускающая ложь по отношению к внешнему миру как поведенческий стереотип, оказалась таким образом вне закона, и против нее в 1209 году был провозглашен крестовый поход и организована святая инквизиция.

Однако только к 1245 году в ходе нескольких кровопролитных Альбигойских войн антисистема катаров была полностью уничтожена, а вместе с ней погибли и мелкие антисистемы вроде вальденсов и патаренов (вальденсы на самом деле уцелели и в дальнейшем поучаствовали в создании Швейцарской Конфедерации — прим. авт.). Тайна и сугубая скрытность, окружавшие культ альбигойцев, если таковой вообще можно считать культом, принудили церковь, руководившую идеологической борьбой с альбигойцами, прибегнуть к аналогичным методам противодействия, ибо нередки были случаи, когда важный свидетель или обвинитель на процессах против катаров, или человек, решивший порвать с альбигойской антисистемой, погибал от яда, щедро добавленного в вино рукой человека, давшего обет не проливать крови. Поэтому анонимность свидетельских показаний на первых инквизиторских процессах была вызвана прежде всего необходимостью защитить свидетелей от мести со стороны идейных последователей и соратников обвиняемых. Первая инквизиция была еще весьма далека от превращения в антисистему и восприятия полуманихейских идей Блаженного Августина.

Инквизиция, борясь с антисистемами, постепенно сама все больше и больше перенимала из их арсеналов, незаметно для себя превращаясь из чисто оборонительного средства во вполне самостоятельную антисистему. Этот процесс протекал достаточно долго, хотя было подмечено, что в большинстве случаев, когда ведется борьба с антисистемой, в рядах противников антисистемы наблюдается постепенное восприятие некоторыми индивидуумами идеологии антисистемы, так сказать антисистемная индукция, приводящая к образованию новых клонов антисистемы.

Последняя антисистема, с которой инквизиция вступила в борьбу, защищая интересы церкви, а не свои собственные, была антисистема тамплиеров или храмовников, официально именовавшаяся «орден рыцарей Иерусалимского храма». Созданный в годы крестовых походов в Святую землю, постепенно он воспринял некоторые из восточных ересей и превратился из нормального рыцарского ордена в классическую антисистему (в свете последних исследований есть серьезные основания сомневаться, был ли этот орден вообще когда-либо «нормальным» — прим. авт.), чему немало способствовала специфическая полувоенная организация ордена. В отличие от, скажем, Тевтонского ордена или ордена меченосцев, первоначально храмовники преследовали (вернее сказать декларировали — прим. авт.) вполне благие цели и только затем превратились в антисистему, чему способствовала и интернационализация ордена, делавшая непринципиальными национальные традиции отдельных рыцарей, вынужденных подчиняться общим уложениям ордена.

Беспринципность храмовников стала притчей во языцех, а во время боевых действий в Святой земле тамплиеры неоднократно вступали в союз с неверными и даже воевали против палестинских сюзеренов из числа своих же крестоносцев. Фактически орден превратился в надэтническое и надгосударственное образование, начавшее оказывать весьма серьезное влияние на ход европейской истории. Для того, чтобы избавиться от контроля со стороны духовных властей (а от светских властей орден уже давно был практически независим), ордену надо было выработать свою собственную идеологию, отличную от господствующей католической. Это и привело в конце концов рыцарей ордена к отречению от христианства и исповеданию культа, напоминающего помесь манихейства с сатанизмом.

Как отмечали почти все исследователи вопроса, духовная связь храмовников с культурной традицией александрийских гностиков и альбигойцев почти очевидна (сейчас уже достоверно установлено, что взаимопроникновение храмовников и катаров было практически полным, одни и те же люди были одновременно лидерами и местных структур храмовников, и местных альбигойских общин — прим. авт.), поэтому и реакция святой инквизиции была аналогичной — почти через 60 лет после окончания Альбигойских войн орден храмовников был разгромлен в ходе нескольких процессов. Сейчас мы даже не можем со всей определенностью обсуждать тонкости философии тамплиеров, так как в ходе этих процессов были уничтожены почти все свидетельства, а добытые традиционно инквизиторскими методами показания обвиняемых нельзя принимать на веру (однако за последние несколько лет появились достоверные подтверждения совершенно изуверских ритуалов храмовников — прим. авт.). После этих процессов инквизиция сама переродилась в классическую антисистему и приняла на вооружение уже упоминавшуюся выше доктрину Августина Блаженного об изначальной предопределенности людей к аду или раю. Возникшие позднее орден Иисуса и некоторые другие церковные учреждения были уже как и Вторая инквизиция вполне нормальными заурядными антисистемами, обессмертившими свое имя «охотой на ведьм» (на самом деле явление более протестантское, нежели католическое — прим. авт.) и исчезнувшими, за редким исключением, во мраке истории.

5.4. Деятели Просвещения — идеологи антисистем

«Господа демократы, вы знали примеры,
Когда ваши коллеги учинили террор,
Истребили цвет нации мечом Робеспьера
И Париж по сей день отмывает позор.»
И.Тальков

Эпоха Возрождения, давшая миру столько замечательных шедевров и так обогатившая современную ей науку философским наследием античности, возродила к жизни и тени древних культов и антисистем. Когда пришла пора эпохи Просвещения, то все эти идеи, многократно похороненные людьми, как смрадные гады повылезали из своих берлог, ибо новым антисистемам, порождавшимся новыми временами, нужна была своя идеологическая база. Само интересное, что идеология новых «хозяев жизни» поразительным образом перекликалась со средневековыми сатанистскими измышлениями, хотя посылки этого были совсем другими.

Удивительно, что люди, считавшие себя гуманистами и заслужившие у потомков название просветителей, обогатили теорию и практику антисистем множеством новых приемов и идеологических находок, вроде все той же пресловутой климатической сегрегации, изобретенной почтенным гуманистом Монтескье или измышлений другого гуманиста, Дени Дидро, написавшего столь философские по его мнению стихи:

Кишкой последнего попа
Последнего царя удавим.

Здесь как нельзя лучше просматривается так сказать сугубо избирательный гуманизм этих деятелей, идейные последователи которых ухитрялись клясться друг другу в бескорыстном служении гуманистическим идеалам человечества и тут же отправлять многие сотни представителей этого самого человечества на эшафот. Вслед за преклонением перед гением предков пришло, как отрицание всего накопленного опыта, нигилистическое отношение ко всем ценностям культуры и цивилизации. Один из этих не к ночи буде помянутых гуманистов так высказался по этому поводу: «Я также твердо убежден в том, что Бога нет, как и в том, что Гомер был глупцом». Тут уже какие-либо комментарии просто излишни. Вслед за отрицанием каких бы то ни было авторитетов и традиций пришло и наплевательское отношение к человеческой жизни как таковой, а место выверенных веками моральных ценностей заняли бредовые идеалы сектантских или «свергательских» общин, членам которых было в принципе все равно, что именно свергать, лишь бы свергать.

Статистика, которая все-таки относится к числу точных наук, свидетельствует, что после Великой французской революции большую часть членов революционного Конвента составляли представители различных антисистем. В дальнейшем несмотря на свои «гуманистические» идеалы эти антисистемы вступили в борьбу друг с другом, и в конечном итоге почти полностью взаимоуничтожились.

Еще один известный гуманист — Жан Жак Руссо — полагал, что человеку от природы присуще естественное сострадание, самосохранение и доброта, и только прогресс культуры привел к социальному и нравственному регрессу в условиях неограниченного господства частной собственности. Об этом говорили в свое время еще Лао Цзы и Антисфен Афинский, однако в новые времена эти почти безобидные измышления подвели идеологический базис под проведение всевозможных «культурных революций».

Еще до наступления эпохи Просвещения итальянский мыслитель Николо Макиавелли в трактате «Государь», вышедшем в свет уже после его смерти — в 1532 году — изложил основные положения учения, известного в теории морали как макиавеллизм. Позднее очень многие гуманисты и вольнолюбцы использовали это учение для теоретического оправдания действий той или иной антисистемы. Макиавелли писал, что тот, кто «хотел бы творить одно только добро, неминуемо погибнет среди стольких чуждых добру». Значит, люди склонны ко злу, и только необходимость приводит их к добродетели. Эта необходимость раскрывает себя как основанная на силе власть. При этом особо добродетельным считается только добросовестный член антисистемы, исполняющий беспрекословно ценные указания «учителя» и усиленно стремящийся воплотить в жизнь бредовые идеи антисистемы любой ценой. Ради достижения этих целей члену антисистемы позволено абсолютно все, для него не существует моральных норм. Разумеется, сам Макиавелли разрабатывал свое учение под конкретные задачи конкретной антисистемы, но оно оказалось достаточно универсальным и с успехом применялось всеми антисистемами более поздних времен на практике. Можно сказать, что идеи Макиавелли имеют непреходящую ценность для антисистем — и сейчас они успешно эксплуатируются антисистемами во всех уголках Земли. Согласно Макиавелли, член антисистемы, руководствующийся этим учением, должен быть «великим притворщиком и лицемером», лидер антисистемы должен внушать всем людям «любовь и страх», антисистема должна побеждать врагов «силой и обманом», а также используя «хорошо применяемые жестокости». Простой же народ надо заставить «верить силой» в идеалы антисистемы. Прошли века, но и сейчас всем слишком хорошо знакомы эти методы политической и идеологической борьбы …

Злобствующий гуманизм эпохи Просвещения проложил дорогу последующим философским учениям, спекулирующим на социальном неравенстве и нищете народных масс ради достижения своих корыстных целей. Можно считать, что все эти люди, называемые гуманистами, действительно были честными, добрыми и порядочными людьми, но их умозаключения стоили жизни многим тысячам других не менее добрых и порядочных людей. Косвенно ответственность за злодеяния «борцов за социальную справедливость» и «борцов за свободу» ложится и на плечи этих людей, в тиши кабинетов обосновавших и оправдавших какими-то высокими идеями гнусное и абсолютно бессмысленное уничтожение множества себе подобных. Их пример оказался по-своему заразительным для несостоявшихся гениев и бонапартов всех политических расцветок. Монтескье, Руссо, Вольтер, Дидро, Шефтсбери, Хатчесон и их соратники, призвав к свержению идеологической монополии церкви незаметно для всех и, по всей видимости для себя, подготовили общество к отрицанию не только средневековой схоластики, но и моральных норм, выкристаллизовывавшихся на протяжении многих веков. Конечно это не оправдывает и антисистемы консервативного толка, вроде той же инквизиции или ордена иезуитов, который по меткому выражению писателей-«сатириконцев» человечество помимо своей воли носит на шее уже давно. Жан де ла Брюйер вряд ли предполагал когда писал свои «Характеры Теофраста», что он как и Руссо фактически натравливает своих вольнодумствующих читателей на тех самых вельмож, дворян и монахов, среди которых было немало и вполне порядочных людей. По ла Брюйеру аристократия «творит одно лишь зло», поэтому ее судьба была предрешена. Джинн был выпущен из бутылки и сотворил свое черное дело.

5.5. Экзистенционализм как философская основа антисистемы

«Я мыслю, следовательно существую.
Но значит ли это, что тот, кто не
мыслит — не существует?»
Экзистенционалюшка.

Экзистенционализм (от латинского exsistentia — существование) как философское учение возник по историческим меркам относительно недавно. Его основоположниками принято считать Карла Ясперса, Мартина Хайдеггера, Габриэля Марселя, Альбера Камю и Жана Поля Сартра, создавших под влиянием философии Ницше, мистических идей Серена Кьеркегора и христианских исканий Федора Михайловича Достоевского новое философское учение. Основной идеей экзистенционализма было положение о том, что для того, чтобы выйти из круга зачастую неразрешимых проблем бытия в современном мире индивид должен преодолеть свое «неистинное» существование и обрести свою индивидуальную экзистенцию. То есть, подобно некоторым из рассмотренных нами ранее философских школ, решение проблем развития этнических и социальных систем экзистенционалисты видят не в их постоянной модернизации в процессе поддержания жизнеспособности, а в решении каждым человеком встающих перед ним проблем сугубо самостоятельно. Таким образом полностью игнорируется взаимодействие индивидов внутри систем, которые они составляют, будь то этнос, семья или государство, а условием возвращения личности к подлинности считается безусловное признание индивидом своей ничем не ограниченной свободы. Экзистенционалисты подобно анархистам противопоставляют свободу и необходимость, свобода индивида по их учению не должна ограничиваться чем-либо, в том числе и нормами морали. Это приводит их к тому положению, когда по словам И.С.Кона «фактически … стирается грань между добром и злом, свобода превращается в произвол, а ответственность — в полную безответственность».

Одним из основоположников экзистенционализма был Карл Ясперс , согласно философским построениям которого «пустота» или «вакуум» не есть ничто, а представляет собой нечто трансцендентное мысли и потому лежащее за пределами любого возможного знания. С этой точки зрения любое соединение людей вокруг какой-либо позитивной истины является неподлинным и, соответственно, неполноценным. Только при отсутствии знания не возникает разногласий и осуществляется экзистенциальное объединение, упраздняющее разнообразие как принцип . Ясперс хотел, «пребывая в истории, выйти за пределы всего исторического, достигнуть всеобъемлющего, что недоступно нашему мышлению, но коснуться чего мы все-таки можем — пояснить смысл истории» . Таким образом «бездна» абсолютизировалась как мир без времени и без истории. Аналогичное специфическое отношение ко времени отмечалось и в трудах российского экзистенционалиста Н.Бердяева, реанимировавшего некоторые положения, разработанные еще Августином Блаженным: «Время не только разорвано на части, но одна часть его восстает против другой. Будущее восстает на прошлое, Прошлое борется против истребляющего начала будущего … Будущее есть убийца всякого прошлого мгновения. Будущее пожирает прошлое, чтобы затем превратиться в такое же прошлое … Разрыв между прошлым и будущим есть основное зло времени нашей мировой действительности.» . Следовательно, лишен этого зла только мир без времени, то есть «бездна» или «вакуум».

Подобные же нигилистические взгляды высказывались Н.А. Бердяевым и по вопросам теории этнических взаимодействий . Только тут злом считалось уже наличие собственно этнического разнообразия, привязанность этносов к конкретным ландшафтам, что по мысли Бердяева и приводит к возникновению и эскалации кровопролитных военных конфликтов. Отсутствие этих локализующих факторов, своеобразный этнический «вакуум», и есть согласно воззрениям Бердяева идеальное состояние человеческого общества. Поразительно, насколько эти его мысли, как и приведенная выше цитата, точно соответствуют классическим установкам антисистемной идеологии, характеризующейся помимо прочего и футуристическим восприятием времени. Вслед за античными гностиками, манихеями и средневековыми альбигойцами Бердяев считал мир природы и истории «падшим», уничтожающим человеческую оригинальность. Он является сферой страдания и насилия, и поэтому только свободная от него душа может достичь своей истинной экзистенции.

Другой основоположник экзистенционализма, Альбер Камю, пришел к тем же выводам исходя из совершенно других посылок. Исходным для его философии было понятие абсурда. Человек инстинктивно привязан к жизни, стремится к ней, однако он существует в мире, который ему чужд, иррационален и абсурден. Бессмысленно поэтому и само существование человека. У Жана Поля Сартра окружающая человека социальная среда также как и у Бердяева выступает как анонимный носитель насилия по отношению к индивиду. Нравственные концепции Сартра неизменно перекликаются с категорическим императивом Канта, а осуществление этого внутреннего императива выступает у Сартра как акт искупления аморальности общества. Так предавалось анафеме само существование любых социальных систем и человеческих коллективов.

Мартин Хайдеггер также считал сферу социальной жизни неподлинным существованием, в котором личность перестает быть самой собой, поскольку подчиняется общественному мнению и действующим нормам морали. То, что эти моральные нормы служат цели сохранения социальной системы как гаранта нормального существования составляющих ее индивидов, Хайдеггером полностью игнорируется, он видит только ограничивающие свободу личности моральные требования. Поэтому благом по Хайдеггеру является страх перед окончанием жизни, помогающий человеку освободиться от общественных связей, предстающих в виде олицетворения абсолютного зла (занятно, что Хайдеггер в свое время активно поддерживал своим авторитетом нацистов и, по некоторым свидетельствам, даже участвовал в деятельности местной нацистской организации, якобы подобно дочери Блаватской он имел звание оберфюрера СС, присвоенное ему лично рейхсфюрером СС — прим. авт.). Таким образом, учение Хайдеггера, как и других экзистенционалистов, направлено на уничтожение социальных и этнических связей человека, то есть на его десоциализацию и деэтнизацию, превращение в Ивана, не помнящего родства. Эти черты позволяют нам классифицировать экзистенционализм как учение, непосредственно ориентирующее своих последователей на разрушение системных связей, то есть на уничтожение самих систем, поскольку системы характеризуются именно наличием внутрисистемных связей между элементами, разрушение таких связей означает смерть системы. Именно поэтому мы и классифицируем экзистенционализм как безусловно антисистемную философию. Здесь мы как и в случае с философами-просветителями сталкиваемся со своеобразным антисистемным феноменом, когда основоположниками философии антисистем оказываются вполне цивилизованные и мирные люди (комментарий относительно Хайдеггера см. выше — прим. авт.). Да, на долю экзистенционалистов выпали такие испытания, как колоссальные социальные потрясения, две мировые войны и последовавшая за ними не менее страшная и разрушительная холодная война, однако их перенесли и многие миллионы других людей во всем мире, которые тем не менее не опустились до утверждения жизнеотрицающей идеологии крайнего индивидуализма, характерного для экзистенционализма. Даже свойственная в определенной степени российской интеллигенции тяга к углубленному самокопанию, восторженно приветствуемая экзистенционалистами, не привела к массовому распространению экзистенционализма, поскольку его разрушительные установки инстинктивно отвергались большинством представителей этносов.

5.6. Ницшеанство и развитие нацизма

«- Штирлиц, вы — еврей!
— Что вы, Мюллер, я русский!
— Ага, а я — немецкий.»
Современный фольклор.

Нацизм появился на мировой арене в начале XX века неожиданно, как чертик, внезапно выпрыгнувший из табакерки. Однако загнать этого чертика обратно в табакерку до сих пор не удалось несмотря на все усилия всего человечества. А между тем его возникновение в действительности не было ни внезапным, ни неожиданным. Нацизм как и все другие антисистемы является наднациональным по своей природе, однако вырос он на германской почве, обильно удобренной имперским шовинизмом и подготовленной к посеву ницшеанской философией.

Фридрих Ницше творчески переосмыслил идейное наследие немецкой философии, в частности концепции Артура Шопенгауэра и Макса Штирнера, а также привлек устную традицию зороастризма (вернее не саму традицию, а ее причудливые трансформации, порожденные некоторыми немецкими оккультными обществами — прим. авт.). На этом фундаменте он и построил собственную теорию «сверхчеловека», поразительным образом перекликающуюся с умственными исканиями Родиона Раскольникова в романе Достоевского «Преступление и наказание». Шопенгауэр утверждал, что «Страдание — вот истинный удел человека. Жизнь … всегда протекает трагически, и особенно трагичен ее конец. Смерть — это конечный вывод, resume жизни, ее итог…». По Шопенгауэру человек может прийти к вечной добродетели через отрицание воли к жизни. «Истинный философ … не будет бояться смерти, ибо он уже и в жизни знает, что он есть ничто». У Макса Штирнера мы обнаружим другую крайность — высшей реальностью и творцом всех ценностей объявляется конкретная индивидуальная личность. Штирнер сделал вывод, что любые общественные институты, моральные нормы и законы враждебны личности. Чтобы стать подлинно свободным, человек должен отбросить такие сковывающие его сознание понятия, как нравственный долг, обязанность, и руководствоваться только лишь своими собственными интересами.

На этом фундаменте Ницше начал возводить собственный храм личности. Ему удалось вскрыть ущербность современных ему демократических теорий и фарисейской религиозной морали, однако на том основании, что они не могут удовлетворять нормального человека, он призывал к «переоценке ценностей» и уничтожению существующих моральных норм. Главным принципом философии Ницше была так называемая «воля к власти». Он писал, что «необходимо уничтожить мораль, чтобы освободить жизнь». «Сверхчеловек» Фридриха Ницше — отнюдь не бульварный супермен, спасающий красоток, это личность, стоящая «по ту сторону добра и зла». Не случайно впоследствии культ «сверхчеловека», отрицание морали, воля к власти и другие идеи Ницше были восприняты нацистами , объявившими его своим идейным и духовным вождем. Еще в прошлом веке Ницше писал: «…благо войны освящает всякую цель». Его призыв «живите … своей жизнью повиновения и войны» является идеальным лозунгом для любой антисистемы. Изложенные от лица древнего пророка Заратустры идеи привлекли нацистских лидеров тем, что позволяли оправдать любые зверства в отношении «людей второго сорта» со стороны «сверхчеловеков», к которым причисляли себя и своих последователей нацистские вожди. Так средневековый макиавеллизм воскрес в эпоху успехов науки и технического прогресса, перевоплотившись в ницшеанстве и обретя вторую жизнь вместе со вседозволенностью сатанизма в Германии времен «третьего рейха».

5.7. Троцкизм и левые идеологи антисистем

«Проберемся тайком на «Аврору»
И стрельнем, куда надо стрельнуть —
Не попасть, так хотя бы пугнуть …»
Современный студенческий фольклор.

Троцкизм как учение сформировался почти синхронно с нацизмом и экзистенционализмом, однако он органично вырос из большевизма и не был никак связан с двумя предыдущими антисистемными концепциями, но мы рассматриваем его в том же контексте исторической эпохи.

Первоисточник определяет троцкизм как программу «борьбы в целях сохранения ленинского наследия и продолжения его дела — власти пролетариата в форме советской демократии, борьбы за мировую социалистическую революцию против отчаянного сопротивления буржуазии и ее социал-демократических лакеев, против извращения ленинизма и измены ему сталинских узурпаторов.» (таким образом, речь идет об очередной реставрации практики большевизма — прим. авт.). Сам Лев Троцкий писал: «Социальная ненависть рабочих к бюрократии — это и есть в глазах кремлевской клики «троцкизм»». Однако если заменить выражения типа «сталинских узурпаторов» на «русских великодержавных шовинистов», «презренных правотроцкистских выродков» или «красно-коричневых националистов», то путем простой замены персон можно легко получить цитату, типичную для большевистской прессы соответственно 1914-1917, 1926-1932 и 1991-1993 годов соответственно. Как видим, принципиального различия нет, а меняются лишь ярлыки, что дает возможность говорить о том, что все эти антисистемы имели один корень и различия их сугубо формальны. Троцкизм был просто наиболее последовательным в своей «антисистемности», не связав себя ни с одной страной и оставшись чисто наднациональной деэтнизированной антисистемой (благодаря чему видимо и сохранился в «первозданной чистоте» — прим. авт.). А троцкистская теория перманентной мировой революции самым удивительным образом перекликается с взглядами античных гностиков на то, что «в огне обновляется природа».

Левые антисистемы выросли на философской основе марксизма, с которым однако многие из них не имели ничего общего уже в самом начале своей деятельности, трансформировав это учение до неузнаваемости под свои конкретные нужды. Для всех них общим был принцип классовой сегрегации, вот только на классы они делили этнические системы совершенно произвольно, руководствуясь примерно теми же соображениями, что и маздакиты. В принципе, германские нацисты, провозгласившие принцип соблюдения чистоты «арийской расы» на деле вынуждены были постоянно отступать от него во благо родной антисистемы, уничтожая «истинных арийцев» и привлекая на службу «полуиудеев». Для антисистем этого типа было вполне естественно, что «борцами за дело мирового пролетариата» оказывались люди, вообще никогда не работавшие руками и не делавшие ничего ради того государства, в котором они жили. А пролетариат своей родной страны почему-то не воспринимался этими «борцами» как часть того самого «мирового пролетариата», за дело которого они так активно боролись. Поэтому для них естественным было и руководство пролетарским движением в лице недоучившегося семинариста, студента-диссидента или уголовника, вдруг ставшего благородным «экспроприатором».

Большевизм как руководящая линия поведения, сочетающая полную беспринципность в достижении своих как правило корыстных целей с разнузданной демагогией о борьбе за общее благо оставил далеко позади средневековый макиавеллизм и жалкие экзистенционалистские изыскания. Вульгарная трактовка понятий социальной справедливости и равенства дала повод к уничтожению многих тысяч ни в чем не повинных людей. Причем впоследствии у руля борьбы за дело рабочего класса опять таки оказались люди, ничего общего с этим самым рабочим классом не имевшие. В силу широкой известности источников мы не будем приводить здесь цитаты, подтверждающие изложенные выше мысли, а ограничимся лишь констатацией известных фактов. Безусловно в такой небольшой по объему работе просто невозможно даже сжато изложить теорию вопроса о философских основах большевистских и необольшевистских антисистем. Отметим лишь, что традиции большевизма поддерживаются сейчас антисистемами, не имеющими ничего общего с принципом классовой сегрегации, хотя сегрегация по идеологическим признакам остается в их арсеналах даже несмотря на официальное утверждение права на свободу совести.

6. Роль антисистем в современном мире и их современная философия

В настоящее время как и прежде появляются новые антисистемы, поскольку продолжается процесс этногенеза, закономерным продуктом которого они и являются. Вместе с тем, как было отмечено выше, возможности антисистем растут вместе с развитием цивилизации. Все это приводит к возникновению такой ситуации, когда даже незначительная по прежним масштабам антисистема может получить в свои руки средства решения своей сверхзадачи, а именно уничтожения всего материального в пределах досягаемости. Поэтому неизмеримо возрастает и та роль, которую могут играть антисистемы в современном мире. Соответственно возрастает и исходящая от них опасность для отдельных этнических систем и всей земной цивилизации в целом. На этом фоне особо остро встает проблема объединения на постоянной основе всех систем, заинтересованных в эффективном противодействии современным антисистемам. Ранее подобные объединения возникали по мере надобности в ходе, например, мировых войн, однако современный уровень развития средств уничтожения, которые могут оказаться в распоряжении антисистемы, не дает уже времени на поиск возможных союзников для борьбы с антисистемой (при этом политики-практики зачастую не понимают, с явлением какой природы и какого масштаба они сталкиваются — прим. авт.).

С другой стороны современные политики должны понимать, что использование антисистем для решения каких-либо задач сугубо в своих государственных, а тем более в личных своекорыстных интересах в наше время уже абсолютно недопустимо, поскольку это означает культивирование антисистем и существенно повышает опасность катастрофических последствий не только для политических противников, но и для собственного государства. В этих условиях необходим добровольный согласованный отказ всех сторон от использования антисистем и оказания им какой бы то ни было помощи во избежание опасности со стороны антисистемы, которая может выйти из под контроля. Следует также иметь ввиду то, что необходимо избегать в межгосударственных отношениях применения методов, типичных для антисистем в целях недопущения перехвата антисистемами инициативы в международных делах и формирования ими посредством средств массовой информации соответствующего общественного мнения. Крайне необходимо также проведение соответствующей разъяснительной работы об опасности формирования «образа врага» и допущения в этнических и социальных системах сегрегации по каким-либо признакам, а также разъяснение необходимости политической изоляции антисистем и нейтрализации возможных негативных последствий их деятельности (в новейшей истории каждый может без труда найти несколько примеров, когда любовно выпестованные недальновидными политиками антисистемы поворачивали оружие против своих создателей — прим. авт.).

Что же касается философских основ современных антисистем, то тут наблюдается устойчивая тенденция к реанимации философских учений древних антисистем и их адаптация к современным условиям. Так, в современной нам западной Европе наряду с существующей до сих пор антисистемой иезуитов предпринимаются достаточно успешные попытки возрождения антисистем тамплиеров , меченосцев, сатанистов , нацистов и некоторых других. Зарождаются местами и совершенно новые антисистемы, но по фундаментальному закону развития антисистем они всегда наследуют большую часть опыта и традиций своих предшественников независимо от того, какой философской доктрины они официально придерживаются.

Вместе с тем философская мысль не стоит, естественно, на месте и периодически преподносит нам очередные образцы типично антисистемного подхода к решению философских проблем. Причем появляются они абсолютно равновероятно как из под пера философа-материалиста, так и из каких-то потаенных умствований очередного идеалиста-экзистенционалиста, что в принципе доказывает, что негативное мироощущение конкретного индивида не зависит от его убеждений и даже мировоззрения, то есть эти показатели не могут быть определяющими во взаимоотношениях индивида и антисистем. Принятие решения о конкретном отношении к конкретной антисистеме всегда лежит в «полосе свободы» конкретного человека.

7.Заключение

«Вот что, ребята: пулемета
я вам не дам.»
Фильм «Белое солнце пустыни»

Мы рассмотрели, насколько это позволял небольшой объем этого труда, специфику философских учений и концепций, используемых такими своеобразными участниками процесса этногенеза, каковыми являются антисистемы. Собственно предмет теории этногенеза достаточно далек от философских проблем и их решения, однако именно использование категорийного аппарата теории этногенеза позволило нам вычленить то общее, что было во многих философских системах, прямо или косвенно порицающих существование материального мира.

Однако сразу следует оговорить, что в принципе философские идеи не имеют и никогда не имели ничего общего с антисистемами, поскольку для любой антисистемы гибельны контакты со свободной философской мыслью. Ведь как говорилось выше, антисистема может приспособить или трансформировать под свои нужды любую, самую безобидную идеологию. Мы отдаем себе отчет, что по идее возможно и использование какой-нибудь антисистемой мыслей и положений, изложенных в данной работе. Вместе с тем некоторые философские учения в силу своей специфической направленности как бы специально приспосабливаются авторами для последующего использования их антисистемами. Как правило эти учения уже в исходном варианте содержат определенные положения, являющиеся весьма ценными для антисистем. Обычно это стандартный «джентльменский набор» антисистемы, включающий концепцию оправдания разрушительного воздействия антисистемы на окружающие системы борьбой за грядущие блага и процветание, наступление которого всякий раз откладывается на не вполне определенный срок, концепцию деления индивидов на «своих» и «чужих» по какому-либо более или менее искусственному признаку, и методику оправдания уничтожения «чужих» якобы существующими их отличиями от «своих», предопределяющими их неполноценность. Кроме того, необходимым, хотя и необязательным, атрибутом такой философской доктрины является по большей части немотивированное охаивание всех исторических конкурентов, включая сюда и крайне консервативные по своей природе этнические традиции, служащие во все времена главным препятствием для развития и распространения антисистем.

Как отмечал в своей основополагающей для теории антисистем работе Лев Николаевич Гумилев , антисистемы могут побеждать политически и экономически, но никогда — идеологически. В силу каких-то неизвестных нам пока природных закономерностей негативное мироощущение не может стать доминирующим для большинства людей. Именно поэтому как правило однозначны оценки деятельности антисистем учеными, стоящими на различных философских позициях, как, например, И.С. Коном , Низам ал-Мульком и Лопе де Вега . Эти люди жили в разные времена, все они оставили значимый след в истории философии и несмотря на то, что понятие «антисистема» было им незнакомо, достаточно точно выделяли их из числа нормальных этнических систем и оценивали весьма отрицательно.

С другой стороны, было немало людей, позитивно оценивавших например философию Ницше, однако далеко не все они примкнули к нацистам. Здесь следует четко отделить идеологов антисистем от самих антисистем и тем более от их действий. Действительно, формально ни Лао Цзы, ни философы-энциклопедисты не несут ответственности за деяния своих идейных последователей, как истинных, так и мнимых. Действия этих людей лежали в «полосе свободы», где каждый индивид волен поступать как ему нравится, и не вина этих философов, что некоторым людям, имевшим негативное мировосприятие, нравилось убивать, оправдывая свое поведение тем, что эти философы объяснили им целесообразность подобного поведения. Так что если и предполагать какую-либо ответственность идеологов антисистем за свои философские изыски, то ответственность эта чисто моральная.

Выше мы говорили о необходимости координации противодействия антисистемам в современных условиях. Однако при организации такой работы ни в коем случае не следует забывать, что антисистема существует как целое. Ее отдельные члены могут быть достаточно несимпатичны сами по себе, но их нельзя отождествлять с антисистемой и тем более возлагать на них всю полноту ответственности за ее действия. Каждый член антисистемы может и должен отвечать только за содеянное лично им. Поэтому сейчас борьба с антисистемами должна вестись не путем физического уничтожения всех членов антисистемы, как это было в средние века , а путем создания условий, в которых антисистемы не могут нанести сколько-нибудь ощутимый ущерб нормальным этническим системам. Ведь не следует забывать, что антисистема — такой же равноправный продукт процесса этногенеза, как например этнос или химера. Нельзя призывать к уничтожению антисистем, надо добиваться их нейтрализации. Вместе с тем действия антисистем во все времена остаются достойными осуждения со стороны любого представителя любого этноса.

В заключение хотелось бы поблагодарить людей, оказавших большую помощь при написании и оформлении этой работы: сотрудников Главного Управления внутренних дел Санкт-Петербурга и Ленинградской области С. А. Турилова и В. Баркевича, научного сотрудника Государственной публичной библиотеки имени М. Е. Салтыкова-Щедрина И. В. Киселева, технического и коммерческого директора производственно- коммерческой фирмы SET С. А. Шахтахтинского и сотрудника ТОО «Виктория» М. М. Семашко, а также всех, кто сделал возможным выход в свет этой небольшой работы.

П.М.Корявцев

// Корявцев П.М. Философия антисистем. СПб., 1994. Саратов, 2003.

Уселся-таки за мегопроект подробного критического разбора "От Руси до России" и в порыве вдохновения написал до основного текста небольшой очерк по трудным вопросам теории этногенеза и тому в какую антисистемную ловушку сам себя загнал Гумилев со своим евразийством:

"Необходимо понимать, что понятия этнической химеры и антисистемы не тождественны друг другу и относятся, в общем-то, к разным логическим ответвлениям гумилевской теории. Если химера это продукт исторически сложившегося симбиоза двух несовместимых этносов, чье взаимодействие лишь обнуляет этническую традицию в результате возникновения культурной шизофрении, когда дети воспитываются в режиме «ни мышонок, ни лягушка», то антисистема есть осознанное теоретически подкрепленное жизнеотрицание. Антисистема ненавидить реальную жизнь с её потоком, сложностью и многообразием, стремится подменить эту жизн простой идеологической схемой, ненавидит традицию как концентрацию жизненных результатов этноса и, прежде всего, пассионариев, ненавидит саму жизнь как биологическое самовоспроизводство.

То есть если химера это аннигилирующее столкновение двух вполне жизнеспособных сами по себе этносов, то антисистема – это антиэтнос, стремление уничтожить всё то, что сохраняет и воспроизводит этнос. Если для этноса высшим чудом является зачатие и рождение ребенка, который затем должен быть воспитан в лоне традиции, которая сама плод деятельности рожденных и воспитанных людей предыдущих поколений, то для антисистемы главной целью является то, чтобы зачатие и рождение не состоялись, а завербованный адепт воспитывался не в традиции, а в сухой жизнеотрицающей схеме. Если антисистема и любит этнические химеры, то именно потому, что видит в них ту самую аннигиляцию жизни и традиции, создание манкуртов, хорошо поддающихся идеологической обработке, вместо традиционной. Химера не есть антисистема, но антисистеме живется внутри химеры как нигде привольно.

Пишет об этих явлениях Гумилев с понятной ненавистью. Здесь у него просыпается настоящий пыл крестоносца. Нет сомнений, что он сам жег бы альбигойцев и закапывал бы головой вниз маздакитов, как это делают защитники жизненной нормальности в его книгах. Понятны и гумилевские этнополитические аллюзии, так скандализировавшие общественность в момент выхода его книг.

Гумилев сам своими глазами наблюдал в России формирование этнической химеры. Обширный исход в российские города выходцев из-за черты оседлости, составлявших важную социальную опору новоустановленной советской власти. Их поток встретился на тесных коммунальных кухнях и в бараках с переселявшимися из деревни крестьянами и с ошметками разгромленных высших классов и интеллигенции Российской Империи, привел к появлению причудливых союзов, браков и социальных сред, которые имели все характерные черты Химеры – воспитанные в таких семьях дети были ни мышатами, ни лягушатами, не воспроизводили в себе ни традиций высших классов Империи, ни русской деревни, ни местечка.

В этом столкновении русская этническая традиция беспощадно разрушалась, от ашкеназской оставалась лишь внешняя пустая оболочка, прежде всего – система противопоставлений чужакам. А носители химерного квази-этнического сознания подбирали себе новую идеологию, идеологию антисистемы, идеологию, оправдывающую разрушение этнических традиций. И такая идеология была в итоге найдена в виде радикальной русофобии, то есть систематического отрицания самих основ реальной жизни в России во все эпохи. Всё русское было объявлено грязным, некультурным, тоталитарным, кровавым, постыдным. Нетрудно обнаружить очевидные параллели между отношением классической антисистемы – манихеев к материи и отношении русофобов к России и русским. И материя и Россия – липкая дрянь от которой надо освободиться любой ценой.

Проницательность Гумилева, который создавал образы древности, вполне однозначно считывавшиеся применительно к сегодняшнему дню, сделала его последние работы очень актуальными. Но, к сожалению, анализом проблематики антисистемы дело не ограничилось. Во многом тут сыграли свою роль обстоятельства случайного текстологического характера. Гумилев написал еще в 1970-е годы очерк «Зигзаг истории», посвященный хазарской химере для альманаха «Прометей», но тот, по понятным причинам, не вышел. И в самом деле, представить себе подобный текст в советской печати было решительно невозможно. Затем Лев Николаевич увлекся сочинением апологетической биографии Чингисхана и истории монгольских завоеваний «Деяния монголов». Когда представилась возможность издания, всё это легче было объединить под одной обложкой. Так книга об антисистеме и книга апология монгольских завоеваний объединились вместе и создали общий смысловой комплекс из которого следовало: ненавидишь антисистему, не принимаешь химеризацию русского этноса, - прославляй Чингисахана, Батыя и Тохтамыша.

Идеи Гумилева попали в парадоксальный, убийственно ядовитый для них контекст. Вместо инструмента в руках русского народа по возвращению своей традиции и выхода из под облучения русофобской антисистемой, они содействовали удвоению химеры и еще большему распространению антисистемного влияния. Наряду с возникшей после революции русско-ашкеназской химерой начала стремительно набирать силу химера русско-кавказско-азиатская, так соответствовавшая новым условиям «многонациональной» РФ. С прежней химерой она находилась в причудливых отношениях от борьбы до сотрудничества, но и в том и другом случае представители доминирующих компонентов химеры рассматривали русских как низших, как биологический материал для строительства нового общества.

Теория Гумилева в этих условиях сама стала инструментом антисистемы".

Лев Николаевич Гумилёв создал теорию этногенеза. Это наука о том, как рождаются, живут, развиваются и умирают народы, а по-научному - этносы. Гумилёв изложил свою теорию в книге «Этногенез и биосфера Земли». Это довольно сложная система, чтобы её до конца понять, надо внимательно в неё вчитываться. Потом Лев Николаевич изложил её более кратко и популярно в книге «Конец и вновь начало». Но и эту книгу для полного понимания надо изучать также тщательно. Я попробую весьма упрощённо рассказать о том, что такое антисистема в его теории, чтобы лучше понять некоторые процессы в современном мире.

Определение антисистемы я дам немного позже, сначала расскажу, откуда она берётся. Лев Гумилёв, изучая законы, по которым живут этносы, обнаружил и отметил такое явление, как комплиментарность между двумя разными народами. Они комплиментарны, то есть симпатичны друг другу, когда хорошее в одном народе хорошо и в другом, аналогично плохое у одних плохо и и у других.

А есть пары этносов с отрицательной комплиментарностью. Что-то может быть хорошо у одних, но плохо у других и наоборот. Пример отрицательной комплиментарности Лев Гумилёв привёл из истории, когда крестоносцы воевали с арабами за гроб Господень. Крестоносцы тогда считали мусульман развратными за многожёнство. А мусульмане наоборот считали развратными именно крестоносцев за то, что женщины у них не закрывали лица, они были для них как бы бесстыжими.

А теперь посмотрим на межнациональные браки. Если представители семьи относятся к комплиментарным народам, то никаких особых проблем у их детей нет. А если к народам с отрицательной комплиментарностью, то у их детей возникает проблема. Супруги прекрасно знают и учитывают особенности друг друга, любят, как-то уживаются. А дети воспитываются каждым родителем по-своему, как было принято у их народов. И дети получают раздвоенное отношение к миру: то, что было хорошо по-папиному, то плохо у мамы и наоборот.

Теперь подошло время определить систему и антисистему. Если такой раздвоенности нет, то это система. Система - это обычное наше представление, когда народы живут за счёт труда на своей территории, за счёт использования особенностей своего кормящего ландшафта, имеют одинаковые нравственные и культурные ценности, например, христианство в христианских странах, или ислам в мусульманских, занимаются творчеством, создают свою национальную культуру.

Человеку же с раздвоенным мировосприятием (таких людей Гумилёв называет этнической химерой) живётся очень непросто. Мир для него плохой. Такие люди собираются вместе и вырабатывают теории, философии, религиозные представления, из которых следует, что мир плох, надо разорвать его путы, его следует упростить, то есть надо всё время от чего-то избавляться, например, от религии, которая «опиум для народа», или от эксплуататорских классов, от стыда, от семьи. Вот несколько исторических примеров, которые привёл Гумилёв.

Александр Македонский завоевал Персию, захотел создать новый народ и переженил несколько сот своих македонских воинов на сиротках поверженной знати. Получилась на Ближнем Востоке ещё одна антисистема. Когда иудейский Ветхий Завет перевили на греческий язык, они его прочитали и, вывернув наизнанку, создали гностические учения. Если в Ветхом Завете написано, что Бог создал прекрасный мир и первую человеческую пару в нём, а вредный змей соблазнил людей, толкнул их на грех, а отсюда и несчастья у людей.

Гностики же рисуют прямо противоположную картину: Бога они называют Демиургом, то есть ремесленником, он, по их мнению, создал бракованный мир, а хороший змей хотел дать людям знания и за такой благородный поступок был незаслуженно наказан. Греки-гностики стали поклоняться змею.

В начале первого тысячелетия, примерно во втором веке парфяне из Копетдага объединились со степными саками и изгнали македонян из Ирана. Потом они долго и упорно воевали с римлянами. Там образовалась ещё одна антисистема. Калиграф Мани создал на базе гностицизма новую антисистемную теорию. По этой теории раньше свет и тьма существовали раздельно. Но вот тьма захватила Ормузда, первочеловека у иранцев, и разорвало его на части. От света, исходившего из частей Ормузда и тьмы образовались мир и люди. Христос приходил спасти частицы света от тьмы, а после себя оставил Утешителя, то есть Мани. Что нужно делать для спасения? Не есть мяса теплокровных животных, воздерживаться от плотских развлечений. Можно устраивать оргии с полным развратом, но так, чтобы не знать кто с кем. Это позволяет душе освободиться. Самоубийство не поможет, так как душа переселится в новое тело и надо будет начинать всё с начала. Главное - потерять вкус к жизни. Учение было очень стройным, логически безупречным. Оно распространилось от Китая до Франции, но везде к нему относились крайне враждебно, система себя защищала.

В девятом веке в Византии появилось учение павликан (они использовали проповедь апостола Павла о неведомом боге). Их сектантское учение выходит за рамки христианства, хотя Евангелие они не отвергали. Они всё материальное считали злом, боролись против церкви и власти. Они продавали юношей и девушек в рабство арабам. Павликан разгромили военной силой в 872 году, а пленных послали на границу, там, где сейчас Болгария, защищать империю от внешних врагов. Балканские славяне переняли их учение, так образовалось богомильство.

Учения разных антисистем: манихеев, маркионитов, богомилов, провансальских катаров были разными, но это не мешало им совместно бороться с христианами.

В Западной Европе в Лангедоке (юг Франции) образовались катары. Там проходил великий шёлковый путь из Китая, который заканчивался в мусульманской Испании. Торговцы разных народов смешивались, несли самые разные идеи. Так возникла химера на юге Франции и севере Италии. Катаров французы называли альбигойцами, так как одним из их центров был город Альби. Идеология катаров (от слова чистый) в одиннадцатом, двенадцатом веках имела успех, так как католическая церковь переживала в то время кризис и у неё не хватало подготовленных богословов, которые могли бы богословски правильно защитить христианство. Катары же всё перевернули с ног на голову: добро называли злом, а зло добром.

Катары считали главной своей задачей вырваться из материального мира. Для избавления от мучений умереть было мало, так как душа вселяется в другое тело. Так же как манихеи они считали, что надо было убить желания. Для этого нужен аскетизм: есть постную пищу, лягушек, не заводить семью. Второй вариант - неистовый разврат. Убийство, ложь, предательство - всё дозволено, то есть мораль упразднялась. Они даже придумали две степени посвящения. Новичкам врали менее вызывающе, чтобы их не травмировать, посвящённым же излагали своё мировосприятие без ограничений.

Первая инквизиция была направлена против них, их сжигали на костре, но они не боялись. А также с помощью ложных доносов погубили огромное количество невинных людей. В одном месте Гумилёв сделал оценку, сколько же людей погубили альбигойцы? Его ответ: примерно столько же, сколько было их самих.

В исламской среде возникли свои антисистемы. Во второй половине девятого века Абдулла ибн Маймун (глазной врач, перс, умер в 875 году) на базе никуда не исчезнувших предыдущих антисистем, создал новую. Их называли зиндиками (от персидского слова «зенд» - «знание», гностики тоже называются от греческого слова «гносис» - «знание»). В Персии их называли исмаилиты, в Аравии - карматы. Изложить его учение невозможно, так как в его основе лежит ложь, излагая учение проповедник лгал так, чтобы ему поверили, поэтому разным людям лгали по-разному: с шиитом они были шиитами, с иудеем - иудеями, с христианином - христианами, с язычником - язычниками.

Так как проповедь всего кроме Корана в исламском мире была запрещена, то они притворялись проповедниками ислама, толковали Коран, намекали на владение особыми знаниями. А когда слушатель готов был жертвовать деньгами и хранить тайну, они ему объясняли, что их последователи попадут в антимир, где можно будет отомстить обидчикам из этого мира. Главными врагами их были мусульмане. Дисциплина у них была очень жёсткая. Выход из секты мог быть только один - смерть. Членам этой секты давали наркотик, у них возникали приятные галлюцинации. Таким образом, их убеждали, что после смерти они будут блаженствовать. Эти люди тайно среди ночи или открыто на глазах у всех убивали того, на которого укажет их руководитель. Пойманные на месте преступления мужественно переносили пытки, но не выдавали мотива своего преступления. Никакой свободы у них не было, но была возможность убивать. А это было им так приятно!

Деяния зиндиков были разрушительны. В Сирии за 50 лет террора они убили самых лучших и способных правителей. Их места заняли бездари. Таким образом, они подорвали генофонд страны. Карматская община Бахрейна в 929 году в Мекке перебила всех паломников и похитила мусульманский священный чёрный камень Каабы. Вернули его лишь в 951 году. Исмаилиты обратили в свою секту берберов Северной Африки. Те очень ненавидели мусульман, поэтому и приняли эту «веру». С их помощью был завоёван Египет. Но покорив страну они на практике начали отходить от своего «учения», хотя на словах оставались ему верны. Египет постепенно превратился в обычное феодальное государство, такое же как другие в этом регионе.

Не трудно видеть сходство антисистемы средневековья с современными террористами, с политикой западных стран.

Несколько слов о том, как антисистемы отразились на нашей истории. Подробнее об этом можно прочитать в книге Льва Гумилёва «Всем нам завещана Россия».

Древняя Русь тоже сталкивалась с антисистемой. Она был покорена Хазарией. Там была этническая химера из иудеев и хазар. После того, как был убит киевский князь Игорь и к власти пришла его жена Ольга (христиане назвали её равноапостольной), хазарское иго было сброшено. А последнюю точку в национальном освобождении поставил князь Святослав, одержавший над ними военную победу и разрушивший их государство.

Вот другой эпизод. Когда Киевский князь Владимир выбирал веру, он послал послов также и в католическую Европу и в исламский мир. И там и там послы столкнулись с антисистемой. Под видом католического священника или муллы мог быть и сектант, проповедник антисистемы. Проповедника, как учителя, надо было слушать, доверять ему, а возможность обмана была велика. Естественно, это послов это не устраивало. Так были отвергнуты эти веры.

Во времена Куликовской битвы антиситема сложилась в окружении хана Мамая. Генуэзцы, мусульмане, татары, монголы образовали этническую химеру. Воеводы там служили правителю не по чести, а за деньги, если им платили больше, то они предавали и переходили к другому. Их противники, зарождавшиеся великороссы и татары, не хотели жить в продажном мире. Татарские воины шли служить в русское войско и становились воеводами. Война была между жизнеспособными этносами и химерой. Победа на Куликовом поле досталась дорогой ценой. Вышли на битву 150 тысяч воинов, а вернулись 30 тысяч. Из каждых пятерых четыре погибли. А ведь никакого рекрутского набора не было, люди откликались на призыв князя и добровольно шли защищать Родину!

Была ещё ересь жидовствующих, которая пришла из торгового Новгорода. Иосиф Волоцкий прославился её уничтожением.

Иван Грозный тоже был человеком антисистемы. По мужской линии в его жилах текла кровь Дмитрия Донского, а по материнской - Мамая. Недаром он организовал опричнину, в которой зачастую менялись местами добро и зло. Сколько невинной крови тогда пролилось!

Во второй половине двадцатого века в России в среде интеллигенции стала образовываться новая химера. Они отказывались от Бога, в их среде распространялись революционные настроения. А после 1917 года к власти пришла химера, большевики. Но как в средневековом Египте, шаг за шагом отказывались они от антисистемной практики. Поэтому и успели к 1941 году восстановить промышленность, армию и победить в Великой Отечественной войне. Идеология же коммунистов оказалась более живучей, она изменилась в значительно меньшей мере и рухнула только в 1991 году.

Приведу несколько аргументов. В современном мире уже давно говорят о двойных стандартах. Это, если перевести на обычный язык, - ложь. Свободные СМИ - тоже ложь. Ложь - вернейший признак антисистемы. Следующий аргумент. Идёт активное перемешивание разных народов, очень далёких друг от друга культур, особенно в Западной Европе. Создаётся благоприятная обстановка для рождения этнической химеры. Я думаю, что это не случайно. Этнической химере ведь нужно увеличивать свою численность. Разрушаются семьи и сокращается население не только у нас, но и на Западе, например, в Норвегии, Германии, США, то есть они и себя уничтожают, а не только нас как геополитического противника. Вот вам ещё признак антисистемы. Полным ходом идёт нивелировка национальных особенностей везде по всему Земному шару. Происходит упрощение общечеловечкской системы, что тоже свойственно этнической антисистеме. Сейчас много говорят, о «перенаселении» Земли и мы видим как население «сокращают». Я же считаю, что они не ограничатся какими-то разумными пределами, это только словесное прикрытие для уничтожения всего человечества.

Итак, нам предстоит или погибнуть, или победить антисистему, тем самым спасти и себя, а попутно, и всёх остальных.

Если мы будем сравнивать две системы управления государством, власть царскую и демократию с точки зрения тех абсолютных ценностей, которые несёт в себе каждая, мы увидим, что они диаметрально противоположны. Так, если демократические режимы привлекают людей мечтой о земном благоденствии и построении рая здесь, в этой жизни, о чём мы уже говорили, то монархия, как власть сакральная, говорит о царствии небесном, к которому человек на земле себя только готовит. Весь видимый материальный мир вокруг нас, это лишь инструменты и средства для достижения вечной жизни в царствии Божием. Идея спасения души в Вечности, конечно же, по уровню и размаху человеческой мысли гораздо выше задач обустройства земной жизни. Тем не менее, закономерно встаёт вопрос: тогда почему все мировые монархии, и в России в том числе, рухнули?

Отвечая на этот вопрос, хочется вновь вспомнить слова того же Бердяева: Христианство всегда определяло своё отношение к организациям общества, которые делали другие, но не раскрывало правды организации общества из глубины самого христианства.

Христианская правда об обществе ещё не была раскрыта, не наступили ещё для этого времена и сроки. Поэтому до времени нужно утверждать дуализм «божьего» и «кесарева», дуализм природно-социального, как и дуализм общества и государства. Это источник свободы.

Но это не есть окончательное, это дуализм в пути, дуализм временный. Окончательная обращенность должна быть обращенностью к Царству Божиему, в котором всякий дуализм преодолен.

И мы знаем, что христианство никогда не противилось тем режимам, в которых возникали христианские общины, оно входило в плоть и кровь самой государственной жизни и выправляло её. Всё происходило естественным образом; менялись нравы людей, менялись общественные взаимоотношения, высокие идеи христианского вероучения делали людей возвышеннее, нравственно чище. Так вся Европа, а за ней и Россия стали христианскими. Затем развитие наук и технический прогресс, и лишь после этого, вновь: зачем думать о Боге, если сам человек может управлять своей жизнью, как бог.

Здесь мы наталкиваемся на воздействие некой силы, которая постоянно противостоит Жизни в Боге. В человеческом сознании проявление этой силы, как представляется, фокусируется в той его части, которая называется подсознанием. И если мы внимательно следим за жизнью людей в своей стране, за своей личной жизнью, видим все её изменения на духовном уровне, которые происходят от активного воздействия на человека информационных технологий, то легко заметим, что все эти воздействия оказываются именно на подсознательную сферу человека. Она и является противоборствующей системе Жизни, проявляет себя как антисистема (подсистема).

Полная информация о том, как работает антисистема, дана только в Православии. Христианское вероучение через Предание святых отцов, чтобы противостоять разрушительным силам подсознания, апеллирует к той части человеческого сознания, которую мы могли бы назвать надсознанием . Раз есть «под», значит должно быть и «над». Именно через надсознание человек осуществляет свою связь с Богом. Если оно не работает, то человек, как представляется, уже не совсем человек, его сознание работает неполноценно, разум человека деградирует, что мы и видим на примере устроителей гражданской войны в Новороссии, а также тех, кто способствует продолжению этой войны.

Воздействие сил антисистемы (через подсознание) проявляет себя всегда и везде, где наблюдаются системные творческие процессы. Ну, а поскольку сам человек это духовная созидательная и творческая система, разрушительные процессы постоянно идут рядом. Поэтому мы должны понимать, что противостоять разрушению антисистемных сил мы можем только через нашу обращённость к Богу. Он активизирует работу нашего надсознания чем и поднимает сознание человека на много порядков выше, заставляя его действовать разумно. Только в этом случае мы научимся распознавать оба процесса, системный и подсистемный, проявляющие себя постоянно и одновременно и, как следствие, научимся создавать такие механизмы властного управления, которые смогут максимально полно обезопасить нашу жизнь и не дать силам разрушения полностью подменить её строй.

Для этого государственная власть, если она захочет восстановить полноценную жизнь и создать условия для нормального функционирования всех государственных институтов, должна выстраивать свою работу по принципу работы человеческого организма. В нём каждый орган выполняет возложенную на него функцию, но подчиняется ритму работы всей системы в целом, которая в свою очередь, должна уподобляться Богу. Человек, согласно библейскому мировоззрению, это образ и подобие Божие. Внимательное изучение мира Божьего даст нам и ответ на вопрос, как нам следует организовать свою жизнь на земле, чтобы она обладала той же устойчивостью, как и всё мироздание.