Шах аббас великий и сказочные дворцы исфахана. Биография

(с мая 1587) из династии Сефевидов, крупный военачальник. Опирался преим. на ту часть иран. феодалов, к-рая была заинтересована в поддержке сильной центр, власти, а также на крупное купечество. Успешно вёл борьбу с центробежными устремлениями феодалов из тюркской кочевой знати, занимавшей до Аббаса I господствующее положение в Иране. Аббас I отчасти заменил их опору - феодальное ополчение - регулярным войском, вербовавшимся по особым наборам, а также укрепил гос. аппарат из оседлых персидских элементов. Аббас I укрепил экономику внутренних районов Ирана за счёт ограбления завоёванных областей и насильственного переселени из них грузин, армян, азербайджанцев и др. народов. Жестоко подавлял народные восстания (в 1592 год в Гиляне, в 1623-1624 годы в Грузии, и др.). Поощрял развитие внутр. и внеш. торговли. С этой целью строил дороги, мосты, караван-сараи. В 1597-1598 перевёл столицу в Исфахан. Аббас I успешно завершил войны с Бухарой и Турцией, восстановив иранское господство в Закавказье (в том числе в Азербайджане) и Хорасане. Завоевал Бахрейнские острова (1601-1602), Кандагар (1621), отвоевал у португальцев с помощью английского флота о. Ормуз (1622), на время завоевал Ирак (1623-38). Установил торг, и политич. отношения с европ. странами. При Аббасе I Иран достиг наибольшего политического могущества.

И.П. Петрушевский

Использованы материалы Большой советской энциклопедии. В 30 т. Гл. ред. А.М. Прохоров. Изд. 3-е. Т. 1. А – Ангоб. – М., Советская энциклопедия. – 1969.

Аббас I (1571 - январь 1629) - шах Ирана (с 1587) из династии Сефевидов. Главное внимание уделял укреплению центральной власти и проведению внутренних реформ. Опираясь преимущественно на ту часть иранских феодалов, которая была заинтересована в поддержке сильной центральной власти, а также на крупное купечество, Аббас I вел борьбу с центробежными стремлениями феодалов из тюркской кочевой знати. Старался развить производит силы внутренних областей Ирана за счет ограбления окраинных и вновь завоеванных областей, из которых он производил насильственноепереселение грузин, армян, азербайджанцев, курдов во внутренний Иран. Аббас I жестоко подавлял народные восстания и выступления покоренных народов (восстания в Гиляне 1592 года, в Грузии 1623-1624 годов и другие). При Аббасе I столица Ирана была перенесена из Казвина в Исфахан; строились новые города, дороги, мосты, караван-сараи, дворцы, каналы и т. д. В противовес феодальному ополчению, часто непокорному, Аббас I создал регулярное войско, вербовавшееся по особым наборам. Проводил завоеватническую политику: в 1601-1602 годы завоевал Бахрейнские острова , в результате войн с Турцией (1603-1613, 1616-1618, 1623) восстановил иранское господство в Закавказье и Ираке, отвоевал у узбеков Хорасан (1597), от португальцев с помощью флота английской Ост-Индской компании - важную гавань Ормуз (1622). Аббас I не раз обменивался посольствами с Россией, Англией, Австрией, Испанией, Голландией и другими европейскими странами. Покровительствовал европейским купцам и миссионерам, поощрял развитие внешней торговли. Интересовался европейской культурой и техникой и впервые в истории Ирана стал посылать молодых живописцев в Италию для изучения "франкского" искусства. При Аббасе I сефевидское государство достигло наибольшей политической мощи, в связи с чем в Иране Аббаса I называют великим.

И. П. Петрушевский. Ленинград.

Советская историческая энциклопедия. В 16 томах. - М.: Советская энциклопедия. 1973-1982. Том 1. ААЛТОНЕН – АЯНЫ. 1961.

Источники: Искендер-бек Торкеман, Тарихе алам арайе Аббаси (Мироукрашающая история Аббасова), (кн.) 1-2, Тегеран, 1956-57.

Литература: Bellan L.-L., Chah "Abbas I..., P., 1932; Фальсуфи Насролла, Зендегание шахе Аббасе аввал (Жизнь шаха Аббаса I), т. 1-2, 2 изд., Тегеран, 1956.

Аббас I Великий - персидский шах из династии Сефевидов , сын шаха Мухаммеда. Родился 27 января 1557. На престол сел после смерти отца (1587). Расширил свои владения за счёт территорий соседних государств (Ирака , Афганистана, Азербайджана и др.). Благодаря поддержке части феодалов, заинтересованных в сильной центральной власти, а также крупного купечества успешно справился с сепаратистскими устремлениями тюрк. кочевой знати, занимавшей до него в Персии господств. положение, заменив регулярным войском их опору - феодал. ополчение. Аббас I Великий укрепил государственный аппарат оседлыми перс. элементами. Он укрепил экономику своего государства за счёт неслыханного ограбления завоёванных им областей и насильственного переселения оттуда грузин, армян, азербайджанцев, арабов, народов Сев. Кавказа и др. С целью развития внутренней и внешней торговли шах строил мосты, дороги и караван-сараи. В 1597-1598 годы перевёл столицу в Исфахан. Успешно завершил войны с Османской империей и Бухарой, восстановил персидское господство в Закавказье и Хорасане. Русское правительство поддерживало с ним оживл ённые посольск. и особенно торг. отношения, поскольку Персия являлась поставщиком такого важного товара, как шёлк. Так, в октябре 1593 года из Москвы отпустили шахского посла Азии-Хосрова, с лета находившегося в русской столице, а в январе 1594 от Аббаса I Великого прибыл с грамотой новый гонец - купец Х. Искандер. В результате торговых сношений было положено начало беспошлинной торговле шахского двора с Россией. Когда на персто взошёл Борис Годунов, шах прислал ему в дар искусно изготовленный трон. В документах Посольского приказа конца XVI - начала XVII века часто встречаются донесения с Северного Кавказа русских послов и воевод, а также кахетинского царя Александра о нападениях на его владения войск Аббаса I Великого Так, в отписке (отчёте) терских воевод князей А. Д. Хилкова и В. Г. Щетинина в Посольский приказ и царю Борису Годунову от 5 июня 1601 сообщается, что «...писал к нам, холопем твоим, Иверской Олександр царь про Кизылбашского [перс.] шаха Баса, что шах Бас зимует в Казмине городе [г. Казвин в Персии], а весну деи шах Басу быти с своею ратью под Турского [турецкого султана] городы, под Тевриз, под Шамаху, под Дербен, под Баку... Да и торговые, государь, люди тезики [купцы] Кизылбашские земли, которые на сей зиме в Терской город с товары приезжали, в роспросех нам, холопем твоим, сказывали про Кизылбашского шаха Баса то же, что он, шах Бас, в Казмине зимует и велел клич кликати по всем городом своим, чтоб служивые люди готовы были к весне и с нарядом под турские городы, под Тевриз, под Шамаху. А хочет де Кизылбашской шах Бас на Кур реке [р. Кура] мост мостить. А ратных де людей кизылбашских в Казмине збирается с 50 000». Аббас I Великий жестоко подавил восстания в Гиляне (1592) и Грузии (1623-1624); завоевал Бахрейнские острова (1601-1602), Кандагар (1621), с помощью английского флота отобрал у португальцев (1622) о. Ормуз, захватил Ирак (1623). Установил политические отношения с европейскими странами. Умер 19 января 1629 года.

Владимир Богуславский

Материал из кн.: "Славянская энциклопедия. XVII век". М., ОЛМА-ПРЕСС. 2004.

Аббас I Сефевид (1571-19.01. 1629) - шах Ирана с 1587, сын шаха Мохаммеда Худабенде (1578-1587) из династии Сефевидов и шахини Махди Улийя (Хейранниса-бегим). После смерти отца в 1587 Аббас-мирза был объявлен шахом. Регентом при нем стал Муршид-кули-хан. Чтобы развязать себе руки в деле укрепления внутриполитического положения страны и проведения реформ, Аббас I решил упорядочить взаимоотношения с давним врагом Ирана - Османской Турцией. В 1590 шах направил в Стамбул к султану Мураду III (1574- 1595) дипломатическую миссию, которая приняла тяжелые условия мира. По Стамбульскому договору к Турции отошли Восточная Грузия, Восточная Армения, Курдистан, Азербайджан, а также часть Луристана. Мурад III потребовал также, чтобы в Иране во время проповедей (хутба) в мечетях не подвергались проклятиям почитаемые турками-суннитами первые 3 «праведных» (рашидун) халифа, Абу Бакр, Омар ибн аль-Хаттаб и Осман ибн аль-Аффан. Важным шагом на пути проведения намеченных шахом Аббасом I Сефевидом реформ был перенос столицы из Казвина в Исфахан (1598), что способствовало усилению экономического и политического влияния ираноязычной области державы. Все больший вес приобретала теперь гражданская и военная бюрократия, основная масса которой формировалась из числа образованных и преданных трону персов, и сильно ограничивались права кызылбашской знати и вождей кочевых племен. Была укреплена шахская «вертикаль власти», при которой обрели новый политический вес наследственные правители (вали) приграничных областей - Хузистана, Луристана, Картлии, Кахетии и Курдистана. В 1599 году Аббас I Сефевид принял английскую миссию, результатом этой встречи стала военная реформа, приведшая к образованию в Иране профессиональной армии. Аббас способствовал развитию и укреплению экономических и дипломатических связей с европейскими государствами. Политическому сближению со странами Европы способствовало веротерпимое отношение Аббаса 1 к другим вероисповеданиям, в первую очередь к христианству и иудаизму. Укрепив свое государство, Аббас I начал войну с Османской империей (1603). В течение 5 лет иранская армия отвоевала все территории, захваченные турками между 1578 и 1590. В 1612 в Стамбуле было заключено ирано- турецкое мирное соглашение, по которому Иран сохранил за собой все завоеванные территории. В 1616 военные действия между странами возобновились после нападения гурок на Азербайджан. Через 2 года под Серабом произошло сражение, в котором Аббас I разбил османские войска. В 1618 было подписано Серабское соглашение, подтвердившее положение Стамбульского договора 1612 года. Менее чем через 5 лет война возобновилась. Аббас I воспользовался мятежом в Багдаде, поднятым против османского султана Мустафы I (1616-1617, 1622-1623), выступил в поход и осадил бывшую столицу Арабского халифата. Падение Багдада (1623) привело к тому что под контроль Сефевидов перешел весь Арабский Ирак.

В 1620 году английская Ост-Индская компания, заинтересованная в закупках иранского шелка, предоставила Аббас I свой флот для завоевания о. Хормуза, захваченного португальцами после экспедиции Васко да Гамы (1515). 22 апреля 1622 совместными усилиями английских и иранских войск португальцы были изгнаны. Не имея возможности надежно защитить остров, шах решил перенести порт на материк, где была сооружена гавань Бендер-Аббас. Еще раньше (1614) Иран захватил о. Кешм, обеспечив себе свободный выход из Персидского залива в Индийский океан. Процарствовав без малого 42 года, 60-летний Аббас I умер от дизентерии в Мазендаране.

А. А-Г. Алиев.

Российская историческая энциклопедия. Т. 1. М., 2015, с. 15-16.

Аббас Великий

«Шах Аббас создал новую регулярную армию с особой дисциплиной на основе ядра из «шахсевенов» («сторонников шаха»), представлявших различные национальные меньшинства страны. При помощи братьев Ширли шах получил ценные военные знания, соответствующие требованиям той эпохи и уровню военного дела».

Али Акбар Велаяти

Один из виднейших правителей Персии - шах Аббас I Великий приходился внуком шаху Тахмаспу. Его отец Мохаммад I Худабенде был возведен на престол кызыл-башами, они же в 1582 году провозгласили шахом его младшего сына. Но юный правитель Аббас был наделен немалыми державными способностями, поэтому именно ему удалось реформировать армию и привести страну к процветанию. «Своим умелым правлением он сумел преодолеть неурядицы и признаки слабости, проявившиеся в Иране, - пишет о нем Али Акбар Велаяти. - При этом монархе могущество Ирана во всем мире было признано настолько, что европейские монархи и Папа Римский стали направлять к его двору своих послов».

Наблюдая, как кызылбаши оказались силой, которая, подобно древнеримским преторианцам, решала, какому правителю взойти на престол, Аббас быстро осознал опасность как для себя лично, так и того, что по прихоти этих воинственных кланов страна может быть ввергнута в полный хаос.

«До начала царствования шаха Аббаса и создания современной армии основу иранского войска составляли кызылбашские части, - подчеркивает в своей книге Али Акбар Велаяти. - Это была грозная военная сила, которая вызывала уважение даже у османских правителей. Но после битвы при Чальдаране стало совершенно очевидно, что следует менять всю структуру армии. Шах Тахмасп набрал молодежь в пятитысячный полк, названный «курчи» и составивший ядро небольшой армии, которая впоследствии была развита усилиями шаха Аббаса Великого. Таким образом, была проделана необходимая работа для последующих военных реформ этого монарха».

Он приступил к изменению структуры вооруженных сил, планомерно заменяя кызылбаши наемными войсками из сопредельных земель. Кроме того, он привлек к реформированию персидской армии военных специалистов из Европы, поскольку было ясно, что войска старого образца терпят крах при столкновении с подразделениями европейского образца. Особую роль в обновлении персидской армии при Аббасе сыграли братья Ширли.

Англичане Энтони и Роберт Ширли в 1598 году прибыли в Персию - по разным версиям, то ли в качестве посланников королевы Елизаветы I , намеревавшейся заключить с Аббасом союз против турок-османов, то ли целенаправленно в качестве военных советников. Относительно союза Аббас I ответа тогда не дал, но предложил братьям службу при своем дворе. Они согласились, но год спустя шах отправил старшего из них, Энтони, с дипломатической миссией в Европу, и обратно тот не вернулся.

А Роберт остался служить у шаха, и ему было поручено руководство военной реформой. Л. С. Васильев в книге «История Востока» указывает, что в результате реформы был создан «12-тысячный корпус стрелков-мушкетеров и 12-тысячный корпус артиллеристов, что вместе с корпусом гвардейцев-гулямов, в основном, из кавказцев, составило ядро регулярной армии... Все это укрепило позиции шаха». Теперь Аббас I мог опираться на преданную лично ему дисциплинированную и качественно оснащенную армию. «Шах Аббас создал новую регулярную армию с особой дисциплиной на основе ядра из «шахсевенов» («сторонников шаха»), представлявших различные национальные меньшинства страны, - пишет Али Акбар Велаяти. - При помощи братьев Ширли шах получил ценные военные знания, соответствующие требованиям той эпохи и уровню военного дела».

В Персии впервые появились пехота, кавалерия и артиллерия в новейшем понимании. Было организовано производство пушек и боеприпасов. «С этой-то хорошо вооруженной и модернизированной армией он обрушился на кызыл-башей, - пишет Али Акбар Велаяти. Заодно обеспечил безопасность страны и упорядочил ее экономическую систему. Шах Аббас придавал огромное значение торговле, особенно внешней. Он активно развивал отношения с европейскими странами. Многочисленность его послов при европейских дворах свидетельствовала о том, насколько активно велась работа по установлению внешних связей Ирана в то время. Одним из свидетельств успешности деятельности шаха Аббаса стало то, что Шарден, посетив Иран, отметил, что такого величия страна уже не сможет добиться после смерти этого великого шаха».

Кроме реформы армии, шаху Аббасу потребовалось осуществить и денежную реформу, поскольку за 11 лет постоянной смены власти в Персии финансовая система пришла в совершенно расстроенное состояние. Аббас ввел монету «аббаси», достоинство которой равнялось одному мискалю серебра.

Шах Аббас I провел ряд удачных завоевательных походов, присоединив к своим владениям Хорасан, Гилян и Мазандеран, а также Лурестан и Кандагар. Он успешно воевал с турками, вернув потерянные после Чальдаранской битвы территории - часть Армении и Грузии, а также Ширван, - и снова занял Багдад в 1623 году.

Следует отметить, что шах Аббас был первым иноземным государем, который признал воцарившуюся на Руси новую династию Романовых. Он выделил русскому правительству заем в размере 7 тысяч рублей. В 1625 году шах Аббас прислал в подарок царю Михаилу великолепный трон.

Цитируется по изд.: Громов А.Б., Табан С.Н. Персия: история неоткрытой страны / ред. О. Шатохина. – 2-е изд., дополн. – С., 2017, с. 320-323.

Источики:

Искендербек Торкеман, Тарихе алам арайе Аббаси (Мир украшающая история Аббасова), [ кн. ] 1-2, Тегеран, 1956 - 57.

Литература:

Фальсуфи Н., Зендеганине шахе Аббасе аввал (Жизнь шаха Аббаса I), т. 1 - 4, Тегеран, 1956 - 62; Be 11 an L., Chah Abbas I, P., 1932.

Бушев П. П. Посольство B.Г. Коробьина и А. Кувшинова в Иран в 1621-1624 // Иран. Экономика, история, историография, литература. М.: Наука, 1976. С. 124-155; Дорошенко Е. А. «Велик шах Аббас, деяния его святы...» // Живая история Востока. М.: Знание, 1998. C. 97-102; Книга Орудж-бека Байата - Дон-Жуана Персидского. Баку: Язычи, 1988; Куция К. К. Социально-экономическая структура и социальная борьба в городах Сефевидского Ирана. Тбилиси: Мецниереба, 1990; Ллойд С. Реки-близнецы. М.: Наука, 1972; Павлова И. К. Хроника времен Сефевидов (Сочинение Мухаммад-Масума Исфахани «Хуласат ас-сийар»). М.: Наука, 1993; Пигулевская Н. В., Якубовский А. Ю. и др. История Ирана с древнейших времен до конца XVIII века. Л.: Изд. ЛГУ, 1958; Рыжов К Все монархи мира. Мусульманский Восток XV- XX вв. М.: Вече, 2004. С. 7-9; Фальсуфи Насролла. Зендегани-е шахе Аббас-е аввал (Жизнь шаха Абба- са I). Т. 1-2. 2-е изд. Техран, 1956; Эфендиев О. Азербайджанское государство Сефевидов в XVI веке. Баку: Элм, 1981; Savory R. М. Iran under the Safawids. Cambridge: Univ. press, 1980.

Как-то раз шах Аббас, переодевшись надзирателем, вышел на прогулку в город в сопровождении своего везира. Разговаривая между собой о государственных делах, они очутились на окраине города и увидели: на небольшом поле пахарь погоняет двух буйволов и пашет каменистую землю. Но перед тем как провести борозду, он громко хлопает в ладоши и начинает плясать. То же самое бедный пахарь делает, когда доходит до конца поля.

Шах Аббас долго и с любопытством следил за проделками пахаря и удивлялся до глубины души.

– Что это за спектакль? – спросил он везира, показывая рукой в сторону пахаря. – Ты что-нибудь понимаешь, дорогой везир?

Призадумался везир над вопросом повелителя и ответил:

– Почтеннейший шах Аббас, видимо, у этого пахаря нет домашних забот. Глядя на его работу и пляску, могу сделать вывод, что пахарь доволен женой.

– Надо это как-то выяснить, – сказал шах Аббас. – Иди и сообщи ему, что я приглашаю его в гости вместе с женой.

– Слушаю и повинуюсь! – сказал везир, подошел к пахарю и передал ему повеление шаха Аббаса.

Когда повелитель и везир ушли в сторону города, пахарь подумал: «Я бедный пахарь. С утра до ночи волочусь за грязным плугом и знаюсь только с землей да с такими же бедняками, как сам. И какое родство может быть между мной и шахом Аббасом, чтобы он приглашал к себе в гости такого голодранца, как я? О Всевышний, ну и времена настали!»

– Если зовет, надо идти, – решил он и крепче схватился за плуг.

Вечером, когда пахарь вошел во двор, жена выбежала ему навстречу, взяла из рук его хурджун, прижалась к нему и пошла рядом до самого дома. В комнате она сняла с него грязные чарыки, помыла ему ноги и ласково пригласила за стол, где уже лежало готовое угощение. Поужинав, пахарь поцеловал жену и сказал:

– Душа моя, наш повелитель, великий шах Аббас, пригласил нас к себе в гости. Иди одевайся.

– Хорошо, милый, – сказала жена и сразу же начала наряжаться.

И вот бедный пахарь и его красавица-жена уже шагают по улицам большого города. У самого дворца путь им преградила река. Пахарь поднял жену на руки и с большой осторожностью перенес на другой берег.

У широких дворцовых ворот их встретили стражники. Они приветствовали пахаря с женой и повели в покои шаха, где повелитель находился в окружении своих трех жен.

Увидев гостей, шах Аббас встретил их с доброй улыбкой, подозвал к себе и усадил рядом на мягкие подушки. Когда пахарь и его жена уселись, он спросил:

– Дорогой пахарь, скажи мне, почему ты во время работы на своем поле весело и громко бьешь в ладоши и танцуешь?

– О, почтенный шах Аббас, – ответил пахарь, – дело в том, что я спокоен душой за мою красавицу-жену и порядок в доме. Когда я нахожусь в поле, то твердо знаю, что моя жена всегда занята делом: штопает одежду, стирает белье, готовит обед, а по вечерам сидит дома и терпеливо ждет моего возвращения с работы. Так почему же мне не бить весело в ладоши и не танцевать, имея такую умную и трудолюбивую жену?

– Очень хорошо, дорогой пахарь, – сказал шах Аббас. – В таком случае оставь во дворце свою жену, а взамен забери с собой трех моих нерадивых жен. С ними тебе, милый пахарь, некогда будет бить весело в ладоши и танцевать в начале и в конце борозды.

Пригорюнился бедный пахарь и подумал: «Зачем мне сразу три жены? Как же я один прокормлю этих женщин? Для чего великий шах разлучает меня с моей доброй и трудолюбивой женой?» Но как бы ни горевал бедный пахарь, он не посмел высказать повелителю свои противоречивые мысли. И вот пахарь взял с собой трех шахских жен и отправился домой. У самой реки он взвалил на плечи первую жену шаха Аббаса и вошел в воду. Когда он дошел с тяжелой ношей до середины реки, то резко остановился и строго спросил женщину:

– О, первая жена шаха Аббаса, почему повелитель так легко расстался с тобой? Скажешь правду – будешь жить, соврешь – отправишься на дно!

Испугалась первая жена шаха Аббаса и ответила:

– Вся беда из-за моего языка. С ним я никак не могу справиться. Целый день я хожу по дворцу и никому не даю вымолвить даже однго словечка, а сама тараторю без отдыха. В такое время из моего рта вылетает больше злых слов, чем добрых.

– О, злодейка! – воскликнул пахарь. – С таким языком, как у тебя, трудно ужиться. Иди-ка, несчастная, на дно речное! Пусть тебя рыбы воспитывают!

И не успела первая жена шаха Аббаса ахнуть, как очутилась в бурном речном водовороте. А сильное течение подхватило ее и унесло неведомо куда.

Увидели такую картину другие жены шаха Аббаса и от страха прижались друг к другу.

А пахарь выбрался на берег, взвалил на свои плечи вторую жену шаха Аббаса и понес к реке. Достигнув середины реки, он остановился и строго спросил женщину:

– О, вторая жена шаха Аббаса, почему повелитель так легко расстался с тобой? Скажешь правду – будешь жить, соврешь – отправишься к речным рыбам!

Испугалась вторая жена шаха Аббаса и ответила:

– Вся беда в том, что я тайно от повелителя жила с любовником.

– О, злодейка! – воскликнул пахарь. – Ты поступила подло, но твой поступок можно исправить. Живи и здравствуй!

Выбрался он с женщиной на противоположный берег, опустил ее на песок и пошел за третьей женой шаха Аббаса. А та стояла на солнцепеке и дрожала всем телом. Пахарь подошел к ней, взвалил ее на свои плечи и вошел в воду. Достигнув середины реки, он остановился и строго спросил женщину:

– О, третья жена шаха Аббаса, почему повелитель так легко расстался с тобой? Скажешь правду – будешь жить, соврешь – отправишься в речное царство!

Испугалась третья жена шаха Аббаса и ответила:

– Вся беда в том, что я нечиста на руку: частенько воровала деньги у повелителя и прятала на черный день.

– О, злодейка! – воскликнул пахарь. – Ты поступила подло, но твой поступок нетрудно исправить. Живи и здравствуй!

Наконец привел пахарь двух женщин домой и сказал:

– По воле Всевышнего и самого шаха Аббаса я ваш законный муж. Этот дом и все, что в нем находится, принадлежит и мне, и вам. Если ты, вторая жена шаха Аббаса, будешь впредь иметь любовника, жди смерти от моей руки! А ты, третья жена шаха Аббаса, если не сможешь жить без воровства, пеняй на себя. Деньги лежат в этой железной коробке, что стоит в шкафу, и в будущем они будут всегда лежать там. Можешь ими пользоваться, как тебе хочется, но учти: отныне все расходы будут лежать на твоих плечах. Понятно вам, мои милые женушки?

Бывшие жены шаха Аббаса ответили вместе:

– Понятно, дорогой пахарь! Мы сделаем так, как ты велишь нам.

Наутро пахарь встал, позавтракал и отправился на работу. А вечером, когда он вернулся домой, женщины поочередно помыли ему ноги, вытерли их чистым полотенцем и усадили за стол, на котором лежало горячее вкусное угощение.

Так проходили дни за днями, недели за неделями. Третья жена шаха Аббаса, что раньше воровала деньги у своего повелителя, как-то подумала: «Если бедный пахарь полностью доверил мне все расходы по дому, зачем же я должна воровать?» А вторая жена шаха Аббаса, что тайно жила с любовником, тоже подумала: «Зачем же мне иметь любовника, если мой пахарь – настоящий мужчина?»

Обе женщины, не сговариваясь меж собой, крепко полюбили пахаря, и он стал им мужем, посланным самим Всевышним.

Оставим на время пахаря и этих женщин в покое, потому что я хочу рассказать вам о шахе Аббасе.

В тот же час, когда бедный пахарь покинул дворец и увел с собой его трех жен, шах Аббас вызвал в тронный зал везира и сказал:

– Подбери для жены пахаря пожилую женщину-служанку, и пусть она неотлучно живет в одной комнате с женой пахаря. Только не забудь предупредить ее, что она ни днем ни ночью не смеет оставлять свою госпожу в одиночестве, даже в том случае, когда жена пахаря ест, пьет и выходит во двор. Помимо этого служанка обязана сразу же сообщить мне, если кто-нибудь попытается обидеть ее госпожу.

Прошли семь месяцев. И как-то шах Аббас сказал везиру:

– Идем на окраину города и проведаем пахаря.

– Слушаюсь и повинуюсь, – сказал везир и последовал за повелителем.

Вскоре они миновали окраину города, подошли к тому самому полю и видят: пахарь уже бьет в ладоши и танцует в трех местах – в начале, середине и в конце борозды.

Шах Аббас удивился пуще прежнего и спросил везира:

– Отчего теперь пахарь танцует и хлопает в ладоши в начале, середине и конце борозды?

– Почтенный шах, видать, что жизнь пахаря во много раз улучшилась по сравнению с тем днем, когда ты оставил во дворце его красавицу жену и взамен отдал ему своих трех нерадивых жен.

– Если так, дорогой везир, – сказал шах Аббас, – тогда сходи к пахарю и пригласи его с тремя женами ко мне в гости.

Подошел везир к бедному пахарю и передал ему приглашение повелителя. На этот раз пахарь не стал дожидаться вечера и тут же отправился к себе домой. Еще на пороге он сказал женщинам:

– А ну-ка, милые мои, скорее переодевайтесь во все праздничное. Мы приглашены в гости к шаху Аббасу.

Принарядились все трое в новую праздничную одежду и направились к шахскому дворцу. И как только они прибыли, шах Аббас пригласил их в тронный зал, где уже находился везир и прежняя жена пахаря со служанкой. Шах Аббас, увидев, что с пахарем пришли только две жены, спросил его вежливо:

– Дорогой пахарь, с тобой я вижу двух моих бывших жен. А где же третья жена?

– Первую твою жену, о почтеннейший шах Аббас, я сразу же утопил в реке, узнав, что у нее ядовитый язык. Такую женщину даже Господь не исправит, потому что злые слова, выпущенные изо рта, страшнее пули и кинжала.

Призадумался тогда шах Аббас и спросил:

– Почему ты теперь весело бьешь в ладоши и танцуешь в трех местах: в начале, середине и конце борозды? Ведь раньше ты веселился и танцевал лишь в двух местах: в начале и в конце борозды.

– Почему же мне не веселиться и не танцевать трижды на одной борозде, если я счастлив? – удивился пахарь. – Когда я возвращаюсь с поля усталым после пахоты, твои бывшие жены ухаживают за мной, как за малым дитем: моют мои ноги, стирают белье, готовят вкусную еду... Теперь моя жизнь стала гораздо лучше, чем была прежде...

– Как же так? – пожал плечами шах Аббас. – Ведь одна из них -воровка, а другая – развратница! Разве они понимают суть жизни?

Помолчав, пахарь ответил:

– Ты об этом спроси своих жен, почтеннейший шах. Они сами тебе скажут – понимают суть жизни или нет.

Повернулся шах Аббас к той жене, которая тайком воровала деньги, и спросил:

– Занимаешься ли ты сейчас воровством?

– Нет, дорогой шах Аббас, – сказала женщина. – Мне стыдно даже вспомнить об этом. Ворует тот, от кого прячут деньги. А бедный пахарь их полностью доверил мне. Не буду же я воровать у самой себя!

Тогда шах Аббас обратился к той жене, которая имела любовника:

– Имеешь ли ты сейчас любовника, женщина?

– Зачем же мне любовник, дорогой шах Аббас, – ответила та, – если муж всегда находится рядом со мной? Он не оставляет меня одну, как это делал ты, повелитель!..

Понравился шаху Аббасу поучительный урок пахаря и ответы его бывших жен. Он сошел со своего трона, обнял пахаря и сказал:

– Милый пахарь, спасибо тебе за добрый пример. Отныне я возвращаю назад твою законную жену. В моем дворце никто ее не обижал. Она чиста и прекрасна, как и раньше, когда ты привел ее ко мне в гости. Береги свою жену и отправляйся домой.

А моих исправившихся жен оставь при мне. Я буду к ним относиться так же, как относился ты. Твой поучительный урок с моими женами станет для меня хорошим примером на всю жизнь.

Вот так простой пахарь на личном примере показал мудрость и суть жизни самому шаху Аббасу.

II. Эпоха персидского владычества в Грузии (шах Аббас)

Величайший из шахов Персии, Лев Ирана, как его называют история и народ, шах-Аббас занимал персидский престол на самом переломе XVI и XVII веков. Это была одна из тех исторических личностей, отмеченных судьбой, которым суждено изменять лицо земли, разрушать и основывать царства. Его значение собственно для Грузии было так громадно, что народ грузинский связал его имя с целым рядом грандиозных легенд. По представлениям народным уже самое рождение его было знамением грядущих бед, отмеченных пророческой катастрофой.

В тот самый вечер и в ту самую минуту, когда шах-Аббас родился, великое землетрясение, как знамение Божьего гнева, разрушило древнейшую святыню Грузии – обитель святого Георгия, находившуюся в окрестностях города Телави.

Это землетрясение, о котором свидетельствуют и летописи конца XVI века, было до такой степени местное, что его не слышали даже в Телави, стоящем от монастыря не далее как в двадцати верстах. Царь был в это время на охоте. В тихий и ясный вечер, окруженный придворными, охотниками и телохранителями, он проезжал мимо обители; зурна оглашала леса и горы, азарпеша переходила из рук в руки, и никто не хотел смотреть на старцев, вышедших за монастырскую ограду с поклоном. Вдруг прокатился подземный гул, земля встрепенулась, и вековые здания покровителя Иверии покачнулись, наклонились долу и рухнули с ужасающим треском. Что произошло тогда в царском поезде, трудно изобразить. Большинство всадников вылетело из седел, многие упали вместе с конями; царь был в числе последних и при падении тяжко расшибся. Между тем наступили сумерки, налетела с гор страшная буря, туча нависла над Телави, и смущенный народ, собравшийся на встречу царя, пустился по домам. Тогда из толпы возвысился грозный обличительный голос какого-то юродивого.

– Тавады, нацвалы и народ! – вскричал он. – В ваших глазах поник к земле величайший из храмов православной земли. Его высокое чело отразило бури веков, а теперь поникло – в тихий час вечера, в кротком сиянии умирающего дня. Поистине, это великое знамение грядущих на нас бед, ибо неправды наши превзошли высоту наших храмов. В эту самую минуту родился в Иране жрец, который придет заклать нашу свободу, и путь его обагрится нашей кровью. Плачьте, грузины! Родился шах-Аббас!

Прошли десятки лет, и шах-Аббас является властителем Ирана (1585-1628). Гениальный политик и великий полководец, он верно оценивает важное значение Грузии для своего государства в борьбе его с Турцией и направляет все силы на то, чтобы не только не упустить своего влияния на страну, но совершенно слить ее с Персией, последовательно распространяя в ней религию, язык и нравы персидского магометанства. Встречая сопротивление в духе народном и выведенный раз на путь кровавого нашествия, он не поселяет магометан у подножия Кавказских гор, как делал это Тамерлан, а напротив, разоряя города, силой уводит христиан в Персию. До сих пор около Испагани есть много деревень грузинских и армянских, жители которых, утратив веру, сохранили язык своих предков. Царей грузинских земель шах старался приближать к своему двору, царевичи нередко и воспитывались в столице шаха, усваивая там нравы, понятия, а иногда и веру персов.

Царь кахетинский, Александр III, со своей склонностью к туркам и сношениями с русским царем Борисом Годуновым, является прямым и непосредственным противником политики шах-Аббаса, и первые удары ее обрушиваются именно на него. Мирные средства шах-Аббаса, как всегда, состояли прежде всего в последовательном проведении принципа divide et impera – разделяй и властвуй. И после того, как шах в войне с Турцией имел возможность убедиться в ненадежности Александра, он устроил так, что вооружил против него собственных его детей.

На этом примере можно видеть, какой разврат власти вносил шах-Аббас в Грузию, каким полным нравственным разложением грозил он ей, как несомненно добился бы всех своих политических целей, если бы своим крайним направлением не вызвал другой крайности – крайности отчаяния. И мы увидим в дальнейшей истории шах-Аббаса ряд великодушных граждан, в которых не вымерли еще остатки древней доблести и способности самопожертвования, спасшие Грузию от последствий всеразлагающего влияния персидского политика.

Вызванный шахом дух измены и раздоров в семье Александра получил свое первое выражение в том, что старший сын его, царевич Давид, с позволения персидского двора заключил брата Георгия в крепость, отца – в темницу и сам завладел престолом (1605). Когда в том же году умер другой сын Александра, Константин, принявший при шах-Аббасе магометанство, с персидским войском явился в Кахетию и завладел престолом, убив отца и брата. Но ценой не одних преступлений он купил престол, а и обязательством, данным шаху, прекратить всякие сношения с Россией и поставить Кахетию в вассальную зависимость от Персии. Грузию спасла на этот раз царица Кетевань, вдова Давида II. Она разбила приверженцев Константина, убила его самого и стала править именем сына своего, Теймураза. Хитрый шах внешне примирился со смертью преданного ему царя и, как говорят, сказав: «Отцеубийца достоин смерти», утвердил на престоле Теймураза, бывшего в то время при персидском дворе. «Ступай в Кахетию и постарайся не допускать волнений в этой стране», -сказал он Теймуразу.

В то же самое время картлийский царь Георгий X, не согласившийся принять магометанство, был отравлен, и престол его отдан шах-Аббасом сыну его, Лаурсабу II (1605). Но в первые же годы царствования Лаурсаба случилось обстоятельство, получившее фатальный смысл. Еще в царствование отца Георгия X, Симона I, когда над Картли гремели военные бури и страна была раздираема междоусобиями, из небогатой дворянской семьи выдвигается некто Георгий Саакадзе, которому суждена была замечательная роль в истории грузинского народа. Отличаясь наружной красотой, даром слова и силой убеждения, отвагой и решимостью, он при первом же появлении на военном поприще обратил на себя внимание. Симон возвел его в достоинство тархана; преемник Симона, Георгий X, пожаловал его званием владетельного князя с титулом моурава, и молодому Саакадзе не было еще и двадцати семи, как он уже сделался самым приближенным лицом к царю Лаурсабу. Гордая грузинская аристократия не могла снести быстрого возвышения человека незнатного дворянского рода, начались интриги, и от царя Лаурсаба потребовали даже смерти, моурава. Саакадзе, вероятно, пал бы жертвой аристократии, но в этой самое время случилось, что возвращавшиеся из Персии грозные турецкие силы надвигались на Грузию со стороны Триолетских гор. Передовой грузинский отряд, посланный под предводительством двух лучших грузинских полководцев, Захария и Ярали, был истреблен вместе с предводителями в горных теснинах, и неприятель занял Манглис и Квельту. В Квельте турки схватили священника Федора, известного в то время своими учеными трудами, и под угрозой смерти потребовали от него, чтобы он провел в местопребывание царя летучий отряд, намеревавшийся захватить Лаурсаба. «Не пожертвую вечной жизнью временной, не буду предателем царя», – сказал себе этот грузинский Сусанин. Он завел врагов в непроходимые горные дебри и, спасая царя, сам погиб мучительной смертью. Но опасность от того для страны не миновала, и царь из Цхиретского замка с отчаянием в сердце смотрел на несметные вражеские войска, покрывавшие живописные долины. И вот, в этих-то трудных обстоятельствах, когда гордая аристократия потеряла голову, Саакадзе берет на себя спасение родины, требуя себе лишь права полного распоряжения битвой.

На следующий день в Схеретской лощине, на берегах Куры, началось сражение. Слабые числом, но движимые ненавистью к пришельцам и воодушевленные своим предводителем, грузины бросились в рукопашную битву, и сам Саакадзе рубился в передних рядах. Турки не уступали. Но тут случилось, что храбрый князь Заза Цицианов, пробившись до самого паши Дели-Мамад-хана, сбил его с лошади и, соскочив с седла, успел отрезать ему голову, прежде чем турецкие всадники подоспели на выручку. Держа голову паши в зубах за длинную бороду, Цицианов отчаянно пробился сквозь ряды окруживших его врагов и, покрытый кровью, бросил к ногам царя свой страшный победный трофей. И это обстоятельство решило победу. Крики восторга встретили героя в рядах грузинских войск. Турки, пораженные виденным, побежали, и грозные полчища были истреблены горстью грузин.

Царь и двор на третий день посетили Саакадзе. Там Лаурсаб увидел сестру его, отличавшуюся замечательной красотой, увлекся ею страстно и порешил на ней жениться. Напрасны были советы моурава, предчувствовавшего печальные последствия неравного брака, напрасны были убеждения царицы-матери и настояния двора – царь не отказался от своего намерения, и брак состоялся. Сильные князья и вассалы, оскорбленные поступком царя, восстали на него поголовно и во имя поддержания трона, потерявшего будто бы уважение в глазах народа с тех пор, как сестра простого дворянина взошла на него царицей, потребовали не только расторжения брака, но и истребления всего ненавистного им рода Саакадзе. Составился тайный заговор.

Однажды моурав получил приглашение на царскую охоту, но едва он прибыл в загородный дворец, как один из преданных людей предупредил его о кровавом замысле. Не теряя времени, Саакадзе вскочил на неоседланного коня и поскакал в свой замок, чтобы спасти себя и свое семейство. За ним немедленно отрядили погоню, но она уже не нашла Саакадзе в замке. Проскакав в поспешном бегстве огромное расстояние в одну короткую ночь, он успел укрыться с женой и детьми у тестя своего, арагвского эристата. Замок его был разграблен и обращен в груды развалин и пепла.

Грузия надолго потеряла одного из своих лучших сынов, который мог бы быть ей бесконечно полезен.

Оскорбленный герой, не зная убежища в своей, собственной родине, изменил ей: он удалился в Персию к шаху и предложил ему завоевать Картли. И что же мог он предложить ему, кроме измены? Рассказывают, что раз, в минуту гнева, он воскликнул: «Горе Картли! Нет ей покоя, пока жив царь Лаурсаб!». Шах хорошо понял выгоду лишения Картли ее единственной опоры и надежды и с почестями принял Саакадзе. Но он не считал нужным пока употребить моурава против Картли, совершенно понимая возможность обращения его к родине: он посылает его в Индию и на войну с турками – и скоро слава индийских и турецких побед Саакадзе разнесла его имя по всему Ирану; его подвиги поспевали поэты, и песни эти, достигая Тифлиса, гор и долин Картли, распевались персиянами к страху двора и жителей страны.

Таким образом, и Картли и Кахетия, наиболее влиятельные из грузинских государств, лежали распростертыми у ног Персии, во власти слабых царей и без опоры сильных, изменой и междоусобием удаляемых из страны. Шах-Аббас понимал, что он уже не встретит особого сопротивления в ослабленных царствах, а с другой стороны, зная всю устойчивость религиозных верований в народе, он довольствуется обращением в магометанство только царей и князей, а народ решает покарать мечом и выселением в Персию и только ищет приличного повода к войне. В 1615 году он является в Ганже, посылает оттуда кахетинскому царю извещение о намерении начать войну с турками и, руководимый советами Саакадзе, требует выдачи сына в заложники в ручательство того, что Теймураз не склонится на сторону турок. Царь, понимавший вероломную политику шаха и знавший, что никакой войны совсем не предполагается, сначала было отказался, но потом, по настоянию боявшихся мщения кахетинцев, отправил к шаху младшего сына под надзором своей матери Кетевани.

– Я не кормилица, чтобы воспитывать малолетних, – ответил ему шах и требовал старшего сына.

Теймураз уступил. Тогда шах потребовал к себе и его самого. Рассчитывая между прочим на содействие Лаурсаба картлинского, Теймураз отказался отправиться к шаху, но тот принял свои меры. Чтобы возбудить против Теймураза подданных, он приказал персам обходиться с населением ласково и не жалел подарков и почестей. И скоро Теймураз и Лаурсаб, оставленные подданными, перешедшими на сторону шах-Аббаса, должны были бежать в Имеретию. Отправив мать и детей Теймураза в Шираз, шах прошел Кахетию и Картли и из Гори, лежащего верстах в сорока от Тифлиса по дороге в Имеретию, начал переговоры с царями. Он воспользовался случаем сообщить стороной Лаурсабу, что любит его и щедро наградит, если тот явится к нему, а что Теймураз ему вечный враг. Шах не упустил случая приласкать и имеретинцев, через которых он вел переговоры с царями, и при этом случае вручил имеретинским вельможам богатую, окованную золотую саблю свою, прося повесить ее, как дар, на стене любимого ими храма святого Георгия в местечке Мравалзале. Конечно, шах-Аббас делал это не из любви к христианской религии. Сабля эта, как свидетельствует один путешественник, находилась на стене храма еще в 1745 году, но куда она девалась впоследствии – неизвестно.

Лаурсаб поддался на обман и тайком от Теймураза ушел из Имеретии. Шах принял его ласково и оставил его в Тифлисе, а сам удалился. Рассказывают, что, покидая столицу Картли, шах остановился у моста, с которого видны были минеральные бани, и, указывая царю на красоту местности, говорил: «Я бы взял отсюда эти виды, если бы то было возможно; самое лучшее богатство твоего царства и города -бани минеральных вод». Лаурсаб ответил: «Великий шах, и я, и царство мое, и виды эти – все принадлежит тебе». Но не долго царь оставался свободным. Вскоре мы видим его с шахом на охоте в лесах Карабаха; из Карабаха, под видом охоты же, его перевозят в Мазандеран, и когда здесь ни угрозы, ни обещания не склоняют его к исламу, шах отправляет его в Шираз, где, после долговременного заключения в темнице, его задушили тетивой (1622).

С Лаурсабом прекратилась прямая линия царей Картли, и владетели ее престали быть даже христианами. Царем же Картли шах назначает магометанина Баграта V (1616-1619).

В то время как Лаурсаб сделался жертвой политики шаха, Теймураз фактически низложен был с престола, а в Кахетии оставлен персидский гарнизон под начальством вероотступника царевича Иессея, в магометанстве Исахана, двоюродного брата Теймураза. Но три месяца спустя после удаления шаха Исахан воротился на царство. Шах решил жестоко наказать ослушников своей воли – и наступает время кровавого нашествия персов на Грузию.

Шах послал вперед часть войск, чтобы преградить Теймуразу отступление в Имеретию, но Теймураз первым напал на персидский отряд и обратил его в бегство. Приближение главных сил шах-Аббаса, однако же, изменило все дело; передовым отрядом персидского войска командовал Саакадзе, и появление народного героя во главе вражеских полков сразу подорвало дух народа: все бросили бесполезное оружие и бежали в горы. Теймураз снова ушел в Имеретию.

В 1617 году войска шах-Аббаса вступили в Кахетию, все попирая на пути, все заливая кровью, обращая в пепел города, грабя монастыри, разбивая иконы и кресты и обращая священные украшения на туалеты своего гарема. Христиане вместо защиты собирались в церкви, каялись и молились, готовясь к смерти, и вместе с церквями были сожжены тысячами. Лезгины, со своей стороны, по требованию шаха убивали и пленяли тех, кто бежал к ним в горы. Предание сохранило рассказ о кровавой расправе шаха, совершенной в одном из монастырей Гареджийской пустыни, каменистой, безводной, прорытой ущельями. Под развалинами монастырского храма, внутри алтаря поныне стоит престол, а на нем вместо священной утвари – человеческие кости, связанные крестообразно. Вот эти-то кости и дали название целой лавре, именующейся Моцамети, – лавра Мучеников. Здесь шесть тысяч иноков были избиты в святую пасхальную ночь по повелению шах-Аббаса. Существовал обычай, по которому братья всех двенадцати обителей Гареджийской пустыни собирались в пасхальную заутреню именно в эту лавру, как большую из всех; к тому же великий день был и храмовым праздником этой обители. И вот шесть тысяч иноков со свечами в руках обходили церковь, построенную на вершине горы, и воспевали радостно «Христос Воскрес», не воображая, как сами они были уже близки к переходу в вечность. Далеко за Курой, на краю обширной степи Карайской, увидел шах-Аббас ночью необычайное освещение – какие-то огни двигались и мерцали на вершине горы, там, где он предполагал совершенную пустыню. «Что за огни?» -спросил изумленный шах. «Это Гареджийские пустынники празднуют свою Пасху», – ответили ему. «Истребить их!» Напрасно приближенные шаха представляли ему, что пустынники не носят оружия, никому не делают зла, а напротив, за всех молят Бога, и что сам пророк повелевает щадить таких молитвенников. Шах ничего не слушал. К рассвету отряд конницы прискакал в лавру. Шла литургия, и только что иноки приобщились Святых Тайн, как вломились персы и через несколько мгновений шесть тысяч трупов лежало на церковном помосте, залитом кровью. С тех пор опустела большая часть обителей пустыни. Церковь причла погибших к лику мучеников и установила праздновать избиение шести тысяч на второй день Пасхи, а благочестивый царь Арчил собрал святые кости и соорудил над ними небольшую церковь.

В это же время, овладев Мцхетом, шах захватил в свои руки и величайшую святыню христианского мира – хитон Господень. Позже, как увидим, он отослал его к московскому царю. И ныне риза Господня, разделенная на части, составляет достояние Успенского собора в Москве, большой придворной церкви и Александро-Невской лавры в Петербурге.

Приведя страхом смерти всю страну в невольное повиновение, шах-Аббас назначил Кахетии своего правителя с персидским войском и увел массы народа в неволю для поселения их в персидских провинциях. С царями Грузии Лев Ирана заключил мирный договор, обязуясь не обременять Грузию данью, не изменять ее религии, оставить церкви неприкосновенными и не строить мечетей, однако же, выговорив условие, чтобы пари грузинские были непременно магометанами, хотя и грузинского происхождения. Этим договором, сохранившим только наружность независимости и свободы грузинских царств, потерявших во время нашествия множество представителей своей религии, но сохранивших склонную к магометанству аристократию и магометан царей, шах-Аббас окончательно упрочил персидское влияние на Грузию. И только народу, преданности, вере и самобытному духу его Грузия обязана сохранением своей духовной независимости и возможностью возрождения в будущем. Из недр народа вновь выдвинулось сильное духовенство, имевшее неотразимое влияние на царем и на магометанскую аристократию, и глава духовенства, католикос, является не раз в дальнейшей истории Грузии источником освободительных движений. И благодарный народ отразил эту роль духовенства в своих легендах.

Этот вечно деятельный дух народа сказался во времена шаха не одним сопротивлением народных масс, уходивших в горы, но и подвигами, в которых светится непреодолимая и безграничная преданность вере предков и отечеству. Есть легендарная история (се рассказывает И.Д. Попка), созданная самим народом и показывающая, что он не хотел признавать за шахом победу, как бы сознавая, что тому не одолеть народную силу. В ней рисуется шах не победителем, а побежденным, и побежденным именно любовью к отечеству.

Вот эта легенда.

Завладев всей Кахстией и большей частью Каргли, однажды шах-Аббас сидел у дверей своего шатра; главный мирза доложил, что от грузинского царя прислан посол с подарками. Явился картлийский тавад, высокий и стройный, «как тополь на берегу Куры». Он поверг к ногам шаха корзину со свежими плодами, и шах похвалил плоды. «Чох-Гюзель!» («Очень прекрасно!») – повторял он; выбрал самое большое яблоко, съел его, выплюнул семена на ладонь и приказал подать копье. Боднул он гибким копьем землю, бросил в нее семена и, обратившись к картлийцу, сказал: «Кланяйся царю и скажи, что пока из этих семян не вырастет сад и я не вкушу плодов от него, до тех пор не выйду из вашей земли, где мне спится лучше, чем дома». – «Бэли!» («Хорошо!») – ответил тавад. И, выбравшись из двора шаха, пораженный унижением своего царя и родины, он с решимостью подумал: «Пожертвую моей милой, моей ненаглядной Хорошаной – отчизна дороже жены!»

Его звали Шио; дом его стоял на самой границе Кахетии и Картли. Он сам был картлиец, а жена его кахетинка, и тогда не кончился еще их медовый месяц.

Надо сказать, что шах-Аббас отдал чудовищный приказ с каждой новой луной набирать в городах и селах пятьдесят красавиц и приводить их в персидский лагерь. Шах сам раздавал их своим воеводам. Но был один хан, по имени Алла-Верды, который не довольствовался дарами «брата Луны» и сам грабил такую же дань. Это был самый сильный хан, предводитель татарской конницы, которая составляла лучшее войско кизильбашей. Хан Алла-Верды стоял отдельным станом около Телави, и так как уже некого было бить, то каждый день он выезжал на охоту с соколами, а вечером ему представлялась дань в образе красивой грузинки.

Между тем грузинский царь с тавадами и остатками разбитого войска стоял около Мцхета на крепкой позиции, образуемой слиянием Куры и Арагвы. Когда была смята военная сила, поднялась сила другая, не падающая под ударами оружия. Духовенство вышло из своих келий и взяло в свои руки спасение отечества. Как в старой удельной Руси, оно мирило сильных, соединяло слабых, ободряло малодушную толпу и создавало силу там, где уже ее не было. Князья, не думавшие никогда сойтись, сходились под царской хоругвью, обнимались и клялись над хитоном Господним умирать друг за друга. Между тем просили помощи от единокровной Имеретин и просили ее от единоверной Москвы. Войско царя усиливалось с каждым днем. Все желали перейти в наступление. Ожидали только русской помощи с Терека и с Днепра.

В таком положении были дела, когда тавад Шио прискакал к своей Хорошане и сказал ей: «Спаси отечество!»

– Ра-ари! (Какие речи!) Слабой ли женщине спасти отечество, когда и храбрейшие тавады бездействуют, забившись в безопасный угол между Курой и Арагвой!

– Где сестры обнялись, где Кура и Арагва слились на вечный союз, как мы с тобой, там соединились разрозненные силы Иверии. Это уже последние силы – больше нет! И всего этого горсть, а кизильбашей несметное число. Что же мы можем сделать? Честно умереть – и только! Но это не спасет отчизны, которая погибнет вместе со смертью последнего тавада. Но где уже храбрейшие люди не могут ничего, там женщина может все... Не силой руки, нет, но безмерным величием любящего сердца... Пожертвуй собой!.. Отдай свою любовь, отдай ее на короткий срок – от вечерней звезды до утренней – хану Алла-Верды.

Хорошана помертвела.

– Не главный стан хана с несметной силой кизильбашей страшен грузинам, – продолжал восторженно Шио. – Их геройская уверенность колеблется только перед Львом Азербайджана, перед ханом Алла-Верды. Отложись он от шаха – и Грузия спасена! А ее надо спасти, спасти во что бы то ни стало, и ты одна это можешь – не силой, а жертвой! Пришел час жертв безмерных, неслыханных, на которые дает право только любовь к отечеству.

И долго говорил благородный картлиец, и дивны были его речи, каких не слыхал еще мир. Хорошана постигла наконец величие жертвы, нашла в неизмеримой глубине своего любящего сердца неведомую силу – и решилась.

Скоро Хорошана появляется в персидском стане, трепещущая и смущенная. Смущение только увеличило ее красоту, и хан Алла-Верды клялся бородой пророка, что никогда еще не видывал подобной красавицы. Наступила мрачная ночь. Гроза разразилась в горах, дождь заливал долины, буря срывала шатры в татарском стане. Под шелковым наметом хана шел ожесточенный спор. Алла-Верды не соглашался на цену, которой требовала грузинка. Он предлагал ей все свои сокровища, все, кроме измены шаху. Хорошана отвергала все и требовала только измены. Не раз могучий хан приходил в порывы неистового бешенства, не раз заносил над ней канджар. Хорошана все выдержала – и не сбавила цены.

Следующий день хан просидел в шатре задумчив и свиреп, не прикасаясь к пилаву. Весь лагерь примолк, и никто не смел разговаривать громко. В полночь хан согласился на цену, требуемую Хорошаной, и поклялся бородой пророка.

Утром весь лагерь шумел и пировал, приближенные хана получили большие подарки. Но вот скачет гонец от шаха с известием, что к грузинам пришли стрельцы с Терека и казаки с Днепра и что гяуры выступают из Мцхета. Шах требовал, чтобы Алла-Верды присоединился к нему через три дня. «Бэли», – сказал Алла-Верды гонцу и отдал приказ ковать лошадей и готовиться к походу в большой аджамский стан. Клятва была забыта, а в душе Хорошаны зрела месть и решимость в ту же ночь отрезать голову клятвопреступнику. Но когда ей оставалось только исполнить свое намерение, она заснула сама, и ее посетило дивное видение: явился старец, убеленный сединами, в ветхом рубище отшельника, но с лицом светлым и кротким. Старец поднял руку и стал благословлять Хорошану.

– Недостойна, отче! – вскричала она. – Недостойна благословления та, которая осквернила себя на ложе неверного и приготовила руки свои на вероломное убийство!

Старец вещал:

– Отложи намерение твое, о лучшая из дщерей Иверии! Не поднимай руки на хана Алла-Верды, ибо он призван на великое дело: его жизнь довершит спасение отчизны, его кончина воздвигнет обитель из развалин, над которыми плачут долгие годы. Твою же тяжкую жертву осветят благословение церкви и долгий иноческий подвиг. Утром поведай хану желание вкусить снедь от его собственной молитвы...

Старец еще раз благословил коленопреклоненную Хорошану и стал невидим.

Поутру Хорошана говорила хану, что она хотела бы кебаб из джайрана (жаркое из дикой козы), убитого собственной его рукой. Тотчас отдан был приказ, и шумный поезд с зурной и бубнами двинулся в лес по дороге к развалинам обители святого Георгия. Охота на зверя были чрезвычайно удачна. Наконец спущены были соколы. «Опустошили землю – опустошим и воздух!» – кричал хан в восторге. И вот, первый и любимый сокол его напустился на куропаток, но, к общему изумлению, летел тупо и вяло, и куропатки от него уходили. Алла-Верды пришел в ярость. Он мчался на коне, поощряя сокола бешеными криками. А вдалеке, на утесистом берегу Алазани, стоял на коленях отшельник и под палящим солнцем молился об избавлении родины от тяжкого нашествия иноплеменников.

Сокол между тем оправился и уже настигал свою добычу. Уже расправил он когти, и клюв его скользнул по крылу куропатки, как вдруг она переломила полет, ринулась на землю и скрылась под полой молящегося пустынника. Сокол медленно закружил над головой старца. Хан видел, где укрылась добыча его сокола, и, наскакав на отшельника, громко крикнул:

– Спугни из-под полы птицу!

Отшельник молился.

– Тебе говорю: спугни птицу!

Отшельник глубоко и пламенно молился о спасении бедствующей родины; сердце его унеслось в небо, и весь земной мир со своими красотами и ужасами не существовал для него.

– Так ты не слушаешь меня, дерзкий гяур! -вскричал хан.

Канджар блеснул над головой отшельника, но, прикоснувшись к сединам старца, разлетелся вдребезги. Хан упал с коня, и рука его, сжимавшая рукоять, усохла.

А отшельник молился «о невидящих и обидящих нас».

Пораженный чудом и всепрощающим словом христианской молитвы, гордый хан смирился.

– Отпусти мой грех, – говорил он старцу, – возврати мне руку, отдам ее на служение народу христианскому.

Благословение старца оживило руку Алла-Верды, и первый луч веры проник в это мрачное, чувственное сердце.

Легенда повествует далее, что шах и царь сошлись на битву, каждый ожидая себе на помощь Алла-Верды. И вот, когда победа еще колебалась, на ближних высотах вдруг зачернелась, как туча, татарская конница. Алла-Верды шел в бок обеим сторонам и вдруг повернул налево – на кизильбашей. Тогда все персидское воинство, охваченное паникой, бросилось бежать.

Шио был найден в числе убитых в этом сражении. Над ним стоял и плакал молодой тавад в татарских доспехах – то была Хорошана. С копьем в руке, с кольчугой на нежных плечах, она вела хана и поддерживала его в минуты колебания – а такие минуты были. Сам хан Алла-Верды получил смертельную рану, но он жил еще несколько дней, просветился святым крещением и умер не только христианином, но и вторым мужем Хорошаны. Умирая, он завещал свои несметные сокровища на возобновление обители святого Георгия, покровителя Иверии, и скоро она восстала из развалин в прежнем своем величии. Хорошана удалилась от мира и искупила свой высокий, но греховный подвиг долгим подвигом иноческим.

Грузинский летописец, передавая эту легенду, говорит: «Не было и не будет такого любящего сына отчизны, как картлиец Шио; не было и не будет такой любящей жены, как кахетинка Хорошана».

Такова легенда, в которой фантазия народа создала грузинам победу, а персам поражение. Но действительность далеко не соответствовала этому направлению. В разоренную страну сошли с гор лезгины и почти беспрепятственно заняли богатейшую и плодороднейшую часть Кахетии между Кавказским хребтом и Алазанью, где впоследствии возникли крепости их Джары и Белоканы, стоившие русским столько крови; в Картли были магометанские цари; Кахетия вовсе была без царя – и Теймураз жил изгнанником в Имеретии. Но ни народ, ни Теймураз не мирились с иноземным владычеством. Сверженный царь Кахетии искал помощи султана и защиты России. В 1619 году он отправил к русскому царю Михаилу Федоровичу послов, так изображая свое бедственное положение:

«И вам, великому государю, свои слезы и бедность объявляем, что светлость наша обратилась во тьму, и солнце уже нас не греет, и месяц нас не освещает, и день наш светлый учинился ночью, и я в таком теперь положении, что лучше бы не родился, нежели видеть, что православная христианская вера и земля Иверская при моих очах разорилася, в церквах имя Божие не славится, и стоят все пусты...»

Теймураз просил Михаила Федоровича, чтобы исходатайствовано было у шаха возвращение его матери и сыновей. Михаил Федорович действительно просил шаха не угнетать грузинской земли. Шах успокоил царя дружественной грамотой и посылкой хитона Господня, но уже в то время, когда он успел распорядиться с семьей Теймураза (1625). Тем защита России и кончилась.

Между тем в Картли возникли также смуты. Когда умер Баграт V (1619), вдова его провозгласила царем Симона-хана II, но князья и народ отказались повиноваться сыну магометанина. Раздраженный Аббас дал ему в помощь полководца Карчихана с сильным отрядом, а вместе с ним послал и Георгия Саакадзе с тайным поручением истреблять кахетинцев и переселять в Персию картлийцев. Саакадзе возвел на царство Симона и отправился в Кахетию. Но здесь в нем восторжествовал нравственный переворот, оставивший глубокие следы на истории Грузии.

Еще давно, живя в Персии, Саакадзе тайно мучился совестью при виде насилий, совершаемых шахом над его родиной. И вот теперь, в Кахетии, ему пришлось узнать об изменническом убийстве давно плененного царя Лаурсаба (1622). Это было последней каплей, переполнившей его возмущенную совесть. Быть может, припомнилось ему все зло, которое он сделал Лаурсабу, и, забывая обиды, нанесенные ему родиной, Саакадзе составляет план совершенного освобождения всей Грузии от персидского ига. Случилось, что вызванные им несколько кахетинских князей под предлогом раздачи шахских подарков были изменнически и тайно умерщвлены в палатке Карчихана. Этим обстоятельством воспользовался Саакадзе, чтобы возбудить в народе негодование и открытый мятеж, и сам он первый воскликнул: «К оружию, кахетинцы!» Персидское войско было немедленно перерезано, и моурав своей рукой отрубил голову Карчихану. Вслед за тем он с помощью эристава арагвского выгнал из Кахетии персидского наместника и взял Тифлис, кроме цитадели, в которой заперся и сидел, как в тюрьме, царь Симон-хан. Кахетия и Картли были свободны, и Картли правил поставленный героем молодой Койхосро из фамилии владетельных князей Мухранских. Но о правителях заботился Саакадзе, в его энергичной голове возникает и смелый, и целесообразный обширный план объединения грузинских царств, и с этой целью он прежде всего вызывает жившего изгнанником на берегах Черного моря законного царя кахетинского Теймураза (1623).

Подвиги Георгия Саакадзе еще только начались, но они были так необыкновенно блестящи, его родина так давно уже не торжествовала столь очевидных и постоянных побед, что Саакадзе, этот еще недавно изменник и бич ее, становится народным героем и неограниченным повелителем всей страны. Его называют спасителем народа, отцом отечества и сыном церкви; в церквях молятся за его долгоденствие; аристократия, смирившаяся перед величавыми и быстрыми успехами моурава, ищет его дружбы и становится под его знамена, повсюду гордо и победоносно развевавшиеся; поэты и певцы прославляют его имя, грозное врагам. Отечество все простило ему, все забыло. По словам почти современника его, царя Арчила, власть Саакадзе была так велика в стране, что без позволения в присутствии его не смел сидеть ни один из вельмож и владетельных князей. Но моурав, по свидетельству истории, не увлекался страстями, не величался первенством в народе, душой ему преданном. В его великом сердце, не знавшем середины и приведшем его некогда к безграничной ненависти, теперь жила великая любовь и страстное желание навсегда и совершенно освободить родину от зол и бедствий чужеземного владычества.

Да и некогда было Саакадзе величаться своими победами – нужно было ждать мести грозного шаха, и уже было предостережение из Персии. Узнав об измене ему Саакадзе и новом воцарении Теймураза в Кахетии, шах казнил сына Саакадзе и жену эристава Зубара, оставшихся в Персии, а мать Теймураза, великодушную Кетевань, подверг страшным мучениям. Царице предложено было выбирать между магометанством и лютой казнью, и она выбрала муки и смерть от руки палача (1624). Среди обширной площади, при огромном стечении народа, царица Кетевань была обнажена, и тело ее рвали раскаленными щипцами, но она, как исполин, выносила пытки, и напрасны были увещания отказаться от Христа. Тогда на страшные ожоги и раны ее клали горячие уголья – она осталась непоколебимой. Наконец, на ее голову надели докрасна раскаленный чугунный котел, и она скончалась, венчанная этим страшным мученическим венцом. С ужасом узнал царь о страшной смерти матери, об этом последнем бедствии в его семье; два сына его, бывшие в Персии, уже давно пали жертвой жестокости шаха: еще в 1620 году он повелел превратить их в евнухов, и один из них умер от жестокой операции, а другой помешался в уме, чтобы влачить еще три года жалкой жизни. И что же удивительного, если в сердце Теймураза пробудилась старая ненависть к виновнику гибели его семьи, Саакадзе, ненависть, отозвавшаяся впоследствии новыми бедственными междоусобиями в стране. Страшное впечатление произвела смерть Кетевани и на народ; в нем тоже встало воспоминание, что Саакадзе – виновник этой смерти и всех смут, вызвавших грозного шах-Аббаса на Грузию, и это напоминание о прошлом моурава было первым подводным камнем на победоносном пути его, поселив к нему недоверие. Церковь причла Кетевань к лику мучеников, и ныне мощи ее покоятся частью на родине в Аллавердском соборе, частью в далекой Бельгии, в соборе города Немура; католические миссионеры, бывшие свидетелями казни Кетевани и пораженные ее святым мужеством, взяли часть тела ее и перевезли в Европу.

А между тем гнев шаха не был потушен кровью Кетевани и молодого Саакадзе, и персидское войско шло на Грузию, предводимое Исаханом. Саакадзе, соединив под своим предводительством войска царя Теймураза, эристава арагвского Зураба и других князей, двенадцатого июня 1624 года на реке Алгете рассеял Исахановы войска, а вслед за тем с небольшим отрядом разбил и шедшего на помощь Исахану эриванского бека. Но победа неожиданно была вырвана из рук моурава царствовавшим в стране духом смуты и недоверия – наследием недавнего прошлого. В числе погибших на поле сражения был некто Теймураз, князь Мухранский; на этом факте возник темный слух о смерти царя Теймураза, будто бы убитого изменнически, и войска взбунтовались и беспорядочными толпами пошли к Тифлису. Персы как нельзя лучше воспользовались этим случаем: они устремились за толпами грузин, беспощадно истребляя их, и по трупам дошли до самого Тифлиса, где все еще продолжал сидеть в цитадели царь Симон-хан.

Войска грузинского более не существовало, и страна была беззащитна. Но моурав Саакадзе оставался бодр и крепок духом и начал блистательную, наиболее выказавшую его дарования, партизанскую войну. Раз с шестьюдесятью всадниками он бросился на большой отряд персидского войска, спускавшегося с гор, и семьсот персидских трупов осталось на месте. Целый ряд таких подвигов сделал уже самое имя его, как выражается историк, настолько же страшным для персов, насколько силы персов были страшны для Грузии. Исахан боялся рассыпать малые партии, всегда истребляемые моуравом, и замыслил поход с сильным войском в Картли. Узнав об этом, Саакадзе начал обширные приготовления к встрече, устраивая крепкие завалы в теснинах Гартискарских, и, вероятно, успел бы остановить врага, но измена эристава арагвского, пропустившего через свои владения персидский отряд под предводительством Хосро-Мирзы, сделала бесполезными воздвигнутые моуравом укрепления и изменила шансы войны и победы.

Прошлое, видимо, тяготело над Саакадзе, уничтожая все плоды его личной доблести и военного дарования. Память о зле, сделанном им некогда царям грузинской земли, подрывала при неудачах Доверие к нему; и вот, в лице пришедшего теперь Хосро-Мирзы он сам же некогда приготовил себе счастливого врага. Было время, когда побочный сын грузинского царя-магометанина, этот Хосро, никем не знаемый и нищий, искал покровительства могущественного при персидском дворе моурава Саакадзе. Последнему пришла в голову мысль приготовить в нем соперника и наследника ненавистному Лаурсабу, уже бывшему в руках шаха, в заключении. И тогда произошло следующее. Однажды у моурава был пир, и он сидел, окруженный персами. Видя входящего Хосро-Мирзу, он поспешно встает, почтительно идет к нему навстречу, просит его занять первое место, а сам садится в почтительной от него дали. Изумленные персы узнают, что то грузинский царевич и наследник престола. Шах-Аббас потребовал к себе еще не известного ему принца крови и почтил его достоинством губернатора города Испагани. Этот-то Хосро-Мирза и является теперь соперником и врагом самого моурава.

Хосро-Мирза с сильным отрядом двинулся на Саакадзе и одолел его огромным преимуществом в числе воинов. Моураву пришлось уступить силе, и снова с небольшим преданным ему войском он начинает свою партизанскую войну. Ряд побед сопровождал его повсюду, но они не могли уже изменить главного хода войны. В сражении в теснинах Ксанских моурав внес в ряды персов такое страшное истребление, что река Ксан покрылась трупами убитых, и кровь окрасила воду, но массы врагов все-таки прошли теснины, и скоро Хосро-Мирза вступил в Тифлис. Картли смирилась.

Но Саакадзе не считал еще своего дела проигранным. Уже не полководец, а «рыцарь, странствующий по развалинам любезного отечества», он с горстью гверельясов продолжает упорную, отчаянную борьбу с ненавистными персами. Сегодня он разбивает отряд их, завтра берет крепость и вырезывает гарнизон. В то же время он сносится с турками, прося у них помощи, мирится с эриставом арагвским и, замышляя обширный план освобождения отечества, пытается привлечь к войне Имеретию, Менгрелию и другие княжества.

Еще раз звезда Саакадзе ярко заблестела в походе его против осетин, воспользовавшихся смутным и бедственным состоянием Грузии, чтобы от нее отложиться. Быстро перешел Саакадзе через высокие горы, овладел несколькими замками и разнес ужас по всей стране, совершенно ему покорившейся. Историк этого похода передает между прочим следующий факт, рисующий великодушный характер моурава. В одной из стычек, когда осетины смертельно ранили друга и товарища Саакадзе, князя Мочабели, и хотели отрезать ему голову, моурав самоотверженно бросился на врагов и на плечах вынес из свалки истекавшего кровью героя.

Но ни власть Саакадзе, ни спокойствие царства не упрочивались личными доблестями моурава. Страна колебалась между освободительным делом своего вождя и персидским игом и, к сожалению, чем дальше, тем больше убеждалась, что моураву не одолеть Персии. Настало для Саакадзе трудное время. Многие из аристократов уже отказались от союза с ним, и с каждым днем его силы ослабевали. Народ, утомленный беспрерывной войной, склонялся к миру. Эристав арагвский Зураб вторично изменил моураву, а когда возмущенный Саакадзе пошел на него войной, Зураб соединился с Теймуразом, и в сражении на полях Бозалетских войска моурава были разбиты наголову. Тогда бессильный, лишенный всех надежд, он в другой раз теряет отечество и удаляется в Константинополь. Там имя Саакадзе еще раз пронеслось по всему Востоку. Но эта же самая слава послужила и причиной его погибели. Жена турецкого главнокомандующего (визиря Азама, а по другим – визиря Хосрева-паши), сообщая мужу константинопольские слухи, написала между прочим: «Что значит эта знаменитость моурава, закрывшая твое имя? Что за жизнь, не оглашаемая славой?» Огорченный визирь потребовал к себе Саакадзе и велел отрубить ему голову (1629).

Так погиб полководец и герой, справедливо названный в самом отечестве своем грузинским Алкивиадом .

А за год перед тем сошел в могилу шах-Аббас...

Со смертью, шах-Аббаса (1628) для Грузии не кончилась, однако же, его эпоха – эпоха безусловного персидского владычества. Это владычество провело по грузинской земле такие глубокие кровавые следы, которых не смыло и не стерло целое столетие. Наступает время, называемое в истории временем магометанских царей, то есть царей, преданных Персии, в ней воспитавшихся и туда же уходивших на вечное успокоение, – умершие магометанские цари обыкновенно увозились в Персию.

Это мелкое и незначительное время начинается полным упадком сил страны, утомлением физическим и уступчивостью нравственной. Кахетия и Картли лежали опустошенными; другие царства и княжества, склонявшиеся во время борьбы почти всегда на сторону торжествующей силы, также не избегли разорения. А на другом конце Грузии между тем утвердились турки: они захватили в свои руки Самхетское атабекство, и в нем скоро стал утверждаться ислам, вместе с турецкими крепостями (Ахалцихе и другие). Внутри поднимаются старые династические счеты и раздоры, но только центр их тяжести переносится уже в Тегеран, где процветают грузинские интриги. И так как власть зависела от шахов, которым не безвыгодно было расчленять и обессиливать Грузию, то скоро в ней поселяются смуты иного рода – это стремление каждого мелкого князя и феодала к независимости. Произвол и беззаконие являются естественными следствиями бессилия власти.

До какой степени власть царей была подорвана и обезличена, это свидетельствует сам царь Вахтанг VI, который в своем «Уложении», изданном в начале XVIII века, говорит между прочим следующее: «Если царь может царствовать, да царствует; если не может, то да предпочтет доброе имя и вечную жизнь, ибо лучше отказаться от престола, нежели быть слабым, исключая тот случай, когда нельзя сего сделать без соизволения великого государя шаха!» В действительности, конечно, было гораздо больше стремлений получить престол, чем отказаться от него; и получить, и потерять царство по интригам при дворе персидском стало делом обыкновенным. Так, царь Теймураз кахетинский, успевший после смерти шах-Аббаса соединить (1629) под своим скипетром Кахетию и Картли, скоро теряет и ту и другую, опять возвращает наследственный престол и опять изгоняется магометанскими претендентами, успевающими выпросить себе у шаха утверждение на царствование в Кахетии. Не лишнее прибавить, что в тяжелые времена изгнания Теймураз неоднократно обращался за помощью к России, даже ездил в Москву, но Россия сама вела войны со Швецией и Польшей и не могла помочь далекой Иверии.

Между тем и самые обращения к московскому царю получают в этот период уже особый характер. Прежде цари просили помощи против неверных, теперь – друг против друга. История сохранила память о следующем кровавом эпизоде, в котором были замешаны надежды на Москву. Имеретинский царь Александр III, не имея сил отбиться от владетеля еще недавно подчиненной ему Менгрелии, Левана Дадиана, просил защиты от московского царя Алексея Михайловича, и покровительство было обещано. Тогда младший брат Александра, Мамука, надеясь на русскую помощь, сам предпринял поход на Менгрелию, но в конце концов попался к Левану в плен, был ослеплен и умер от этой страшной операции. Насколько Леван был жесток и необуздан, можно судить по следующему факту: заподозрив свою жену в страсти к одному визирю, он выстрелил в этих несчастных из пушки, изувечил жену и отравил двух ее сыновей.

Мрачна была эта эпоха бессилия перед внешними врагами и вместе жестоких внутренних междоусобий, прерываемых только войнами персов с турками, происходившими на грузинской территории, да кровавыми набегами лезгин. Умственное и нравственное направление изменилось. Литература приняла персидский характер, господствующим языком стал персидский; в мирное время грузины занимались персидской литературой; у богатых и любознательных были персидские библиотеки; остатки же древней грузинской письменности укрывались в стенах монастырских, и только там обучались чтению церковных книг и письму, чем ограничивалось вес тогдашнее образование грузин. Из страха мусульман о заведении публичных школ и о распространении наук не смели и думать. Видя гибель самобытности отечества, умственной и религиозной, многие грузинские фамилии ищут нового отечества и выселяются в Россию.

Из царей этой эпохи заслуживает внимания Вахтанг VI, знаменитый как летописец и как законодатель, издавший «Уложение». Сначала христианин, Вахтанг, уступая крайним обстоятельствам, принял наружно ислам, но в течение всего царствования (1711-1724) заботился о доставлении победы христианству и в этом направлении сделал очень много. С его именем связано между прочим начало событий, изменивших историю Грузии и создавших благоприятные условия для ее возрождения. То было нашествие и завоевание всей Грузии турками. Разбитый ими, Вахтанг должен был покинуть отечество и в 1724 году удалился в Петербург, а турки между тем овладели Грузией и объявили ее турецкой провинцией.

Как ни тяжело было для Грузии нашествие турок, но оно имело для нее и свои неоценимые последствия. Персы, утратив на время власть в стране, утратили уже навсегда нравственное влияние, и 1729 год – год объявления Грузии владением турок – кладет конец царям-магометанам. Проходит после того несколько десятилетий, и наступает для нес время возрождения наук и литературы. Персия должна была понять наконец, что для сохранения своего влияния в Грузии ей приходилось уменьшить свои притязания, и когда Надир-шах рядом блистательных побед отнял у турок все их завоевания, он в 1744 году назначил в Грузию уже христианских царей: Теймураза II – в Картли, а сына его, Ираклия II, – в Кахетию. Теймураз, имевший резиденцию в Тифлисе, первый восстановил древний обряд миропомазания и короновался в первопрестольном городе Мцхете.

Со смертью Надир-шаха в половине прошлого века в Персии наступает ряд междоусобных войн за наследство, ослабивших ее могущество и давших Грузии вздохнуть свободно. Благодаря счастливому соединению в руках отца с сыном двух сильнейших грузинских царств, страна могла победоносно отражать постоянных врагов – лезгин, и в то же время внутренние раздоры стали менее возможными.

Однако и между Теймуразом и Ираклием возникли скоро несогласия, заставившие первого из них удалиться в Петербург. Там он в 1762 году и скончался семидесяти лет от роду. Тело его перевезено было в Астрахань и похоронено там в городском соборе. До сих пор сохранившаяся надгробная надпись на грузинском языке гласит: «Теймураз Николаевич, наследный царь Грузии, Картли и Кахетии, прибывший в Санкт-Петербург в 1761 году на поклонение Ее Императорскому Величеству, монархине Всероссийской». Замечательно, что спустя девяносто лет, в 1853 году, между медными досками, хранившимися в книжном магазине Императорской академии наук, нашли портрет грузинского царя Теймураза, превосходно исполненный с натуры художником Антроповым. На портрете та же надпись, что и на надгробном камне.

По смерти отца Ираклий соединил под своим скипетром Кахетию и Картли (1762). Тогда явился ему новый соперник из России – Бакар, сын Вахтанга VI, нашедший себе приверженцев в Тифлисе, где была еще свежа память старшей династии картлийской, но он скоро был вынужден бежать обратно в Россию. Жестокая казнь ожидала его единомышленников, и до сих пор в предместье Авлабарском показывают песчаный берег, где пылали их костры.

Участие в войнах: Войны с Османской империей. Война с Хоросаном. Завоевание Афганистана. Завоевание части Армении и Грузии. Война с Португалией.
Участие в сражениях: Покорение Гиляна. Покорение Мазандерана. Завоевание Ларистана. Взятие Герата. Взятие Кандагара. Покорение Ширвана. Взятие Багдада. Взятие Ормуза.

(Abbas I of Persia) шах Персии (с 1586) представитель династии Сефевидов

Младший сын шаха Мохаммеда Ходабенди . До смерти своего отца занимал должность наместника Хорасана.

После смерти отца, устранив своих старших братьев, завладел в 1586 г. персидским престолом.

Главной своей задачей шах Аббас I считал укрепление центральной власти, проведению внутренних реформ и отвоеванию областей, потерянных при его предшественниках. Он опирался как на часть иранских феодалов, заинтересованных в централизации страны, так и на крупное купечество.

Ведя борьбу с сепаратистами из тюркской кочевой знати, Аббас I в противовес часто непокорному феодальному ополчению создал регулярное войско, вербовавшееся по особому набору

Главными противниками Аббаса I были на западе турки, а на северо-востоке узбеки.
В продолжение своего царствования Аббас I присоединил к своим владениям Гилян и Мазандеран, а на юге область Ларистан. Но Хорасан, мужественно защищаемый узбекским ханом Абдуллой , был покорен лишь в 1597 г. после падения Герата. К концу своего царствования Аббас I завоевал Кандагар и тем самым распространил свое владычество на большую часть Афганистана.

Борьба с Турцией также не прекращалась на протяжении всего царствования Аббаса I.В 1601 г. под власть Аббаса I перешли Азербайджан, часть Армении и Грузии, а также Ширван.

Аббас I успешно отражал почти ежегодно повторяющиеся нападения турок на Эривань и Тавриз, иногда вторгаясь в собственно турецкие владения в Азии, и принудил в 1613 г. большую часть Грузии (царства Кахетию и Картали нию) признать над собой верховную власть Персии.

В 1614-1617 гг. турки возобновили свои попытки вторгнуться в Персию, но неудачно. После поражения в 1618 г. они заключили с Аббасом I мир, однако он был непродолжительным.

В 1622 г. война возобновилась, но турки вновь не имели в ней успеха, и в 1623 г. Аббасу I удалось уже завоевать Багдад .

В том же году при помощи, английского флота Ост-Индской компании Аббасу I удалось отвоевать у португальцев важную гавань - Ормуз .

В царствование Аббаса I столица государства была перенесена из Казвина в Исфахан, было также построено много других городов, дворцов, каналов и караван-сараев.

Георгий Саакадзе, в 1612 году сбежавший из Грузии в Иран, стал служить шаху Аббасу. "Тень Аллаха", прекрасно осведомленный о проницательности и мужестве Саакадзе, с радостью принял гонимого с родины и даже приблизил его. Приблизил настолько, что, по преданию, без него даже не садился за стол и постоянно держал подле себя. И Саакадзе "покорно" находился рядом с иранским львом…

И хотя у шаха были достоверные сведения о недюжинной силе Саакадзе, но сомнения его все же не оставляли. Он во что бы то ни стало хотел воочию убедиться в физической мощи и сноровке грузина и устроил ему три испытания.

photo: courtesy of National Museum of Georgia

Картина Алекси Вепхвадзе "Возвращение Георгия Саакадзе с победой"

Однажды сидящий за трапезой шах сказал Георгию Саакадзе, мол, ты все время угрюм, и я тебя развеселю. По его знаку слуги занесли восемь полных серебра мешков и сложили их к ногам повелителя. Аббас Первый повернулся к Саакадзе: дескать, если ты все восемь мешков одновременно возьмешь и донесешь до двери, то и деньги будут твоими, и называться ты будешь удальцом.

И Саакадзе без труда взял все мешки и донес их до двери. Шах пришел в восторг, а присутствовавшие там грузины исходились завистью от того, что их соотечественник за мгновение заполучил бесчисленные богатства.

Прошло время. Однажды по приказу шаха Аббаса на главной площади Испахана проводилось состязание по борьбе. Персы вывели своего непобедимого великана, который захотел потягаться с грузинами. На площадь вышли и грузины, однако непобедимый перс всех положил на лопатки. Радостные вопли персов достигали самих небес.

И тогда шах приказал Георгию Саакадзе побороться с исполином. Грузин облачился в борцовскую чоху и ступил на ковер…

Единоборство продолжалось недолго. Саакадзе поднял персидского борца, словно ребенка, и бросил наземь…

Однажды шах спросил Георгия Саакадзе - какое оружие, на его взгляд, пригодится попавшему в беду человеку.

— Пригодится все, что во время испытания попадется под руку, - ответил великий моурави.

Об этом разговоре все очень скоро забыли, за исключением иранского льва, который готовил Саакадзе третье испытание.

В один прекрасный день Георгий прогуливался по саду. На боку у него висел лишь маленький кинжал, который он никогда не снимал. Неожиданно откуда-то выскочили два голодных льва и напали на задумавшегося Саакадзе. Грузинский исполин мгновенно очнулся от раздумий. Одному льву засунул глубоко в пасть шапку, а другого ударил в сердце тем самым маленьким кинжалом. Потом снова вернулся к первому хищнику и, прежде чем тот освободился от застрявшей в глотке шапки, перерезал ему кинжалом горло. И зверь рухнул замертво… Сам же Саакадзе, как ни в чем не бывало, спокойно вытер окровавленный кинжал об львиную гриву и продолжил путь.

За этой картиной наблюдал притаившийся неподалеку шах Аббас, который сам увидел, как хладнокровно и несуетливо одолел Саакадзе двух голодных львов. С того дня "Тень Аллаха" больше не устраивал ему испытаний.